Я должна найти ключ к порталу. Я должна была уже решить ту загадку и освободить отца и сестру. Если бы я это сделала, трагедия не произошла бы.
— Твоя мать у Тэтчеров, — сказал мэр Алебрен, и я охнула. Мама не пошла бы к Тэтчерам по своей воле. Я была в этом уверена. Он продолжил стальным тоном. — Принеси силки и оружие завтра на постоялый двор, и вы сможете вернуться в дом и растить коз. Но больше никаких убийств. Никаких смертей.
Я ощутила грубые ладони на спине, попыталась развернуться, но с меня уже сняли колчан. Я не ожидала нападения, никогда не боялась, что жители деревни мне навредят. Я не думала, что такое было возможно.
— Это мои лук и стрелы, — мои губы онемели, словно не могли признать это предательство.
— Они теперь тебе не понадобятся, — сказал властно мэр. — Мы — мирная деревня. И я повешу того, кто нарушит покой.
Охнула не я одна. Он повернулся и позвал мужчину в конце толпы:
— Могильщик!
Могильщик прошел вперед с женой. Она с жалостью посмотрела на меня, этот взгляд пронзал. Я поняла в тот миг, что, даже если не все были согласны с новым мэром, никто не выступит против. Никто не вернет мне лук или титул охотницы. Это было все, что у меня было. И я лишилась этого.
Я смотрела, онемев, как они забрали Вудривера, новый мэр ушел на постоялый двор. Я смотрела, онемев, как народ Скандтона расходится по домам.
Мое сердце смертельно похолодело.
А потом, словно мир ощутил ту же ледяную боль, снег пошел над деревней. Снег во время сбора урожая.
Мне не хватило тепла, чтобы удивиться.
Глава тридцать шестая
— Я вижу, почему эта деревня популярна, — сказал едко Скуврель, когда я села на край колодца в центре деревни. — Люди тут очаровательны, как лорд Кубков.
— Надеюсь, я его не встречу, — прорычала я.
Я сняла повязку и посмотрела на него впервые с нашей сделки. Он стал еще милее? Темные волосы идеально обрамляли лицо, а крылья будто из дыма сильнее оттеняли голую грудь и спину, татуировки из перьев тянулись по рукам, и его ладони будто пропадали в ночи, но в одной он сжимал иглу, как меч. Его камзол был чистым и свисал на нити с одного из прутьев — наверное, сушился.
— Тебе не холодно? — спросила я, чтобы убрать молчание, а не из переживаний. Он развернул под собой ткань, края поднимались у прутьев, чтобы, если я буду двигаться, он съехал по полу клетки и ударился об ткань, а не железо.
— Нет, — он сверкнул улыбкой. — Но некоторые говорят, что мое сердце изо льда.
— Я запомню это, — сказала я, но думала о другом. Мне нужно было принять решение. Отдавать деревне луки, стрелы и силки отца ради свободы матери или попытаться пройти в круг Звездных камней и вернуть его?
