Так говорилось в Писании.
Больница представляла собой лабиринт связанных между собой корпусов. Когда я наконец нашел нужных проход, первым человеком, которого я узнал в отдалении, был Даниил. Он держал свою дочь Софи в высоко вытянутых руках, улыбаясь ей. Эта картина развеяла все мои страхи в одно мгновение, и я чуть не упал на колени от благодарности.
Потом я увидел моего отца. Он сидел снаружи комнаты, обхватив голову руками. Я не мог видеть его лица, но этого и не требовалось, чтобы понять, в какой он тревоге, как опустошен и раздавлен.
В тумане от последних молитв я приблизился, знал, что последние из них должны быть переписаны. Даниил начал было приветствовать меня, как будто ничего не произошло, спрашивая о поездке - возможно, пытаясь смягчить удар, - затем заметил выражение моего лица и положил руку мне на плечо.
- Теперь она с Богом, - сказал он.
Я обошёл его и шагнул в комнату. Тело моей матери лежало на кровати, уже аккуратно уложенное: руки выпрямлены, глаза закрыты. Слезы потекли по моим щекам, раздражая меня. Какой должна бы быть моя любовь, чтобы это можно предотвратить? Могла ли Беатрис внять ей?
Даниил последовал за мной в комнату. Я оглянулся на в сторону двери и увидел Агнес, держащую Софи.
- Теперь она сейчас с Богом, Мартин, - он прямо сиял, как будто произошло что-то прекрасное.
- Она не Погружалась, - тупо сказал я,
Я был почти уверен, что она вообще не верит. Она оставалась в Переходной церкви всю свою жизнь - но это же давало возможность оставаться со своими друзьями, учитывая, что ты работаешь на лодке девять дней из десяти.
- Я молился с ней, прежде чем сознание покинуло её. Она приняла Беатрис в своё сердце.
Я уставился на него. Девять лет назад он был уверен: либо ты Погрузился, либо ты проклят. Это было так просто. Мои собственное убеждения давно смягчились, я не мог поверить, что Беатрис была настолько деспотичной и жестокой. Теперь я знал, что моя мать не только отказалась от полномасштабного ритуала - целая философия оказалась бессмысленной для неё, попросту механической.
- Она что-нибудь сказала? Что она сказала тебе?
- Я не разобрал, - Даниил покачал головой. Полный любви к Беатрис, он не мог перестать улыбаться.
Волна отвращения прошла через меня, я едва сдержался, чтобы не размолоть его лицом в палубу. Его не волнует, во что верила моя мать. Должно быть, чтобы облегчить собственную боль, отбросить свои сомнения. Признать, что она была проклята или даже просто мертва, завершена, стёрта, было невыносимо. Не было никакой правды в словах Даниила, ни в чём, во что он верил. Были просто выражения его собственных нужд.
