Дочь часовщика | страница 10



У Катерины дрожь прошла по позвоночнику. Сразу стало понятно, за что их, незнатных и нерадивых в столь высокопаставленное общество приняли. Упырей их подчищать. Небось, сами же и развели. Эх, и подставила же ее семья.

 А граф Орлук и вправду ожил... не врали в вагоне.

– Мы собрали самых сильных боевых магов по всей стране. Преподавателей и студентов. А в помощь вам будет князь, оборотень-ибрис.

В зале повисло молчание.

– Князь человек неплохой... но своеобразный. В любом случае ночью из комнат не выходите, их сиятельство любят по снежку при луне пробежаться и в образе зверя весьма опасны.

Павел Андреевич значительно посмотрел на них.

– Есть у него и вторая особенность. Так что держитесь от него подальше в любом случае, в каком бы облике он не пребывал.

Он замялся, подбирая слова.

– Князь страдает некоторой... безэмоциональностью... не чувствует ничего, не соображает, что хорошо, что плохо, что можно, что нельзя. Как бы вам объяснить подоходчивее... Ну, например, захочется ему вас, госпожа Эскобар, придушить. Он возьмет и придушит. Эмоций у него нет. Не понимает он, почему нельзя. И, что сам же наказание и понесет.

Катерина оцепенела. И императора волнуют упыри в лесах? Может быть ему лучше было бы позаботиться о своих ближайших родственниках? Она незаметно скосила глаза и увидела, что Хрустов сидит белый, как простыня. Виви она не видела, та разместилась чуть позади, но слышала ее прерывистое дыхание. Наверное жалеет, что выехала из своего Лурда.

Павел Андреевич подождал, пока все немного придут в себя и весело заявил:

– Поэтому у их сиятельства есть я. Я объясняю им, что можно, а что нельзя и слежу, чтобы они чего-нибудь некультурного или неположенного по незнанию не вытворили. Хотя основные моральные принципы он, вроде бы, за двести лет жизни и усвоил.


Как-то слишком уж иронично отзывался секретарь о своем хозяине. Где почтение, где пиетет? И смеется все время, что тут веселого? Хотя, если присмотреться получше, то можно заметить в самой глубине глаз что-то опасное, неподвижное, что затаилось до поры до времени.

– А сейчас – свободны. Идите, высыпайтесь, соколы. Впереди времена нас ждут не из легких. – Павел Андреевич махнул им рукой, отпуская.

Смех заплескался в его озорных глазах, а губы растянула широкая ухмылка. Странный он все таки.

Дорогу до жилого крыла показывала, ждавшая их у дверей аудитории, мрачная молодая женщина. Затянутая в черный шелк, она скользила впереди, дополнительно освещая путь масляной лампой.