Лангустов блюз | страница 2



Итак, Куба. В тех краях нам, самцам, ближе к весне неудержимо хочется потрахать наших маленьких ласковых самочек (сознайтесь, не нам одним, с вами тоже бывает). Итак, когда заговаривают гормоны, мы с моими дружками спускаемся (до глубины 1500 метров) на морское дно и отправляемся на поиски этих дерзких барышень, которые должны нас нетерпеливо поджидать, разалевшись от желания.

Все знают, что их можно встретить там, среди холодных вод Крайнего Севера, потому что нам ледяная вода подходит для размножения идеально. Вот мы и отправляемся. Нужно сначала идти, потом, наконец, плыть. Дни и дни подводных походов. Парень спереди, парень позади, плотная длинная процессия, усики касаются спины впереди идущего. Это весеннее паломничество.

И пока я марширую и уже себе представляю, как осеменяю яйцеклетки первой встретившейся женщины — вот тебе раз, передо мной появляется какая-то металлическая сетка, которая меня и моих друзей ловит и вытягивает из воды

Как только я оказываюсь на воздухе, меня бросают в огромное корыто, набитое другими особями, мы все там нагромождены вповалку, лапки вперемежку с усиками, и слишком мало воды, чтобы двинуться. Мы куда-то путешествуем в тесноте и темноте, совершенно не давая друг другу шевельнуться.

Должен сказать, в тот момент у меня появилось плохое предчувствие. Я сказал себе: «Старина Боб (меня зовут Боб), я так думаю — ты в дерьме по шею».

И эта мысль более чем обоснованна, потому что через несколько дней заточения, настолько же томительного для тела, насколько удручающего для духа, я обнаруживаю, что нахожусь на кухне и смотрю, как часть из нас хватают и бросают заживо в котлы с кипятком.

Я всегда представлял себе, как спокойно старею и выцветаю в кругу друзей, и эти убийства, столь же впечатляющие, сколь и жестокие, тут же меня деморализовали.

Всякий раз, как приближался сачок, я трепетал.

«Надеюсь, он не за тобой, Боб».

Хуже всех, пожалуй, был молодой стажер-повар, который, желая пожалеть одного из наших, вместо того, чтобы сразу бросить в котел с кипятком, решил положить его в кастрюлю с холодной водой, которую он медленно нагрел. Иногда сострадание бывает хуже жестокости. Бедняга скрежетал о кастрюлю целый час, и даже нам в кухонном аквариуме нестерпимо было слышать его царапанье.

«Да прикончите его, он мучается!» - подумал я. Но, конечно, люди меня не слышали.

Да и кого волнует мнение старины Боба?

В один из дней меня перевели на выставку в обеденный зал ресторана.