Больной выжил. Стал священником. Молится ли он за своего спасителя? Как знать…
IV
– Алло, скорая?!
– Да, скорая, говорите адрес.
Город спит, но в некоторых окнах тревожно горит свет. У подъезда, накинув на пижаму пальто, дежурит кто-то, поджидая белую машину, помеченную красным крестом. Услышав шум мотора, из окна выглядывают соседи, – рады, что не к ним, стыдятся своей радости. Слышно, как, тяжело ступая, врач поднимается по лестнице с чемоданчиком в руке, переговаривается с медсестрой, подшучивает и, при звуках его голоса становится немного легче дышать, улыбка трогает губы:
– Вы уж простите, доктор, что мы вас потревожили…
– Ну, а кого ж вам ещё по ночам беспокоить, как не нас! – смеётся тот, перемещая фонендоскоп по худенькой груди. – Нам друг без друга… Знаете, есть такая поговорка, – «врачом становятся ночью», так что – нас бы не было, если бы не вы. Поворачивайтесь на бок, медсестра вам волшебный укольчик сейчас поставит, и всё будет хорошо…
Больная почти влюблённо слушает, покорно поворачивается, смирно терпит, прислушиваясь к сухому хрусту прокола кожи.
– Спасибо вам, доктор. Идите, выпейте кофе, он у нас хороший.
Оценив уловку, врач моет руки и ненадолго присаживается к столу. Повторного вызова не будет, он всё сделал верно.
Через день или два, пожилая пара степенно прогуливается под руку. Задержавшись у голубого ящика почты, супруг достаёт из кармана конверт и опускает его в щель. Под тонкой кожей бумаги, тактичное биение сердечных слов:
«Дорогой Доктор! Благодарим Ваc за участие в нашей судьбе! Желаем Вам здоровья!» И обратный адрес: город… улица… этаж… квартира.
Людьми можно быть в любое время суток, разве не так?
Никого нельзя убивать
Посвящается Клепиковой Нине Ивановне, девочке, пережившей блокаду Ленинграда
Почти май. Накануне моргала длинными ресницами света Венера. Так бесхитростно, светло и празднично. Но месяц срезал все проблески наивной радости, взгромоздившись не её место. Так и заносился до рассвета, ненужный никому, с клоком облака, зацепившимся за острый уголок заусеница и измятым лучиком, заимствованным из греческой боговщины, что вянул, таял, теряя счастливые очертания, и безвольно свисал из пустоты.
Уж, памятуя прошлогодний наказ, смирно проводит пальчиком по берегу пруда, гладит воду, трогает её нежно, зевая потягивается и притворно грустит, бок о бок с лягушонком. При моём появлении тот вздрогнул сперва, с видимым сожалением нырнул под лист кувшинки, а после, как разглядел, подплыл поближе и сидел, высунув голову по плечи, читая по складам губ: про приветы, и радость от первой с осени встречи:
