— Ты чем-то еще хочешь удивить меня? — спросил он, начиная досадовать на ее медлительность и нерешительность. — Ну, что ж, я жду!
Анжелика выхватила нож, приставила его к своему горлу и решительно произнесла:
— Я никогда не буду вашей — лучше умереть.
— Умереть ты всегда успеешь, — заверил ее султан, слегка опешив, — но только тогда, когда я этого захочу! — закончил он спокойно и медленно подошел к ней. Потом вдруг быстрым кошачьим движением схватил ее за руку и, крепко сжав запястье и нажав на него сильными пальцами, заставил ее выпустить нож из руки. Нож с легким звоном упал на пол.
Султан ногой отшвырнул его в сторону, схватил Анжелику на руки и понес ее на ложе. Анжелика боролась изо всех сил, но это была слишком неравная борьба, и она почувствовала, как силы покидают ее.
Лежа на спине, она видела, как распаленный ее сопротивлением и страстным желанием султан все ниже склоняется над ней.
Возмущенная насилием восточного деспота, маркиза с ненавистью посмотрела на него и яростно плюнула ему в лицо.
Взбешенный султан, никогда раньше в жизни не встречавший со стороны женщин даже легкого сопротивления, отпрянул от нее, как ужаленный.
— Осман! — заорал он нечеловеческим голосом, полным ярости, и почти сразу же из-за двери возник перепуганный управляющий, скрестив руки на груди и согнувшись в низком поклоне перед владыкой.
— Я поручаю ее тебе! — задыхающимся от злобы голосом прошипел султан. — Эта женщина посмела оскорбить меня?-.. Завтра утром! — С этими словами он покинул опочивальню.
Осман Фераджи с плохо скрытой досадой взглянул на Анжелику, покачал головой, но ничего ей не сказал, а хлопнул в ладоши, и в спальню вошли два стражника.
После его приказания, отданного вполголоса, они схватили Анжелику и поволокли в мрачное и сырое подземелье зиндана[4], где она, боясь шныряющих вокруг крыс, провела бессонную ночь.
Утром ее выволокли во двор на площадь перед дворцом, где уже собралась толпа народа, окруженная стражей. Султан с Османом Фераджи и свитой сидели на помосте недалеко от столба, с которого свешивалась веревка, а рядом у походного горна суетился палач, переворачивая в раскаленных углях орудия пыток.
Анжелика, завидев все это, содрогнулась от ужаса, но не подала виду и спокойно взошла на помост.
Ее привязали за руки к веревке и вздернули вверх. Сильная боль в вывернутых руках заставила ее застонать. Палач, здоровенный турок, медленно выбрал плеть и по знаку султана стал хлестать ее по обнаженной спине.
