− Режьте постромки! − Де Уэльва метнулся вдоль кареты, ходившей ходуном, будто живая, − это забились в упряжи взбесившиеся лошади. Еще минута − и они, подхваченные ураганом конницы, могут рвануться вперед, не разбирая дороги.
Антонио кряхтел, натягивая вожжи, одновременно налегая всем телом на тормоз. Козлы подбрасывали его, как каучуковый мяч. Точно в чаду, он видел, как мелькнули черным лоскутьем фигуры монахов на вздыбленных жеребцах и сгинули в ревущем водовороте сабель и пик.
Лес огрызнулся навзрыд тугим рявканьем пушек. Тереза с отцом прильнули к земле. Над головами, будто ведьмы в чугунных ступах, с радостным визгом и воем просвистели ядра, а вослед еще и еще.
Майор поспешил: гудящие ремни вовремя резанули воздух, шлепнулись в траву, кони взвихрили гривы. Стальная лава поглотила империал с укрывшимися в нем людьми.
Ядра, стрелы, пули и камни инсургентов крошили атакующих, делая частые борозды в рядах кавалерии; картечь и шрапнель взрыхляли пашню их мяса и костей, но остановить, опрокинуть королевских кирасир было уже немыслимо.
Пленники кареты, потрясенные, взирали, как взлетали руки и ноги, каски с багряными лицами без тел и тела без голов, горя на солнце сверкающей сталью. И не было сему кошмару заката.
В салоне экипажа все ощутили прелый запах взбухшей земли, словно после дождя. Терезу вывернуло. Запах шибал кровью, слезами и потом. Девушка уткнула лицо в ладони, пальцы зажали уши.
Воздух был наполнен трескучим звоном пуль, встречающих сталь; гул тысяч истошно кричавших глоток слился в какой-то единый неистовый ор, беспредельный, сводящий с ума.
Кирасиры достигли леса. Послышался гром сшибки: треск, хруст, лязг… На мгновение всё смешалось в железо-кровавом фарше, а затем прокрутилось, лопнуло, как гнойник, и хлынуло потоком в глубь леса.
Атака конницы истоптала переднюю линию мятежников в считанные минуты. Остальные, жалея, что остались вживе, обратились в бегство.
