Маэстро де кампо45 плотнее сжал губы. Его острый взгляд бритвой прошелся по молчаливой каменистой долине. Не следовало ему рассиживаться с отрядом у воды, стирать перезапревшее белье, давать возможность измученным людям на четверть часа сомкнуть глаза, когда на хвосте у них вот уж пятый день висели индейцы. Кто они были, какого роду-племени, Сальвареса интересовало мало. Он был не из тех, кто докапывался до причин своих и чужих поступков и совал руку в капкан. Краснокожих было много, они хотели их лошадей и скальпы, а этого было довольно, чтобы не задаваться глупыми вопросами.
Но время было потеряно, а раскаиваться в семействе де Аргуэлло не умели. Тем не менее в данную минуту Сальвареса больше волновало иное: в чьих руках находилось сейчас Навохоуа. Если в когтях инсургентов, они могли копать могилы, если нет… то за Рио-Фуэрте их ждал покой и сон, за несколько сладких часов которого любой из его отряда готов был отдать полжизни.
«Воздух ночи прибавил бы нам сил», − подумал лейтенант, ниже сбивая на глаза край шляпы. Увы, солнце упрямо стояло в зените, и до вечера была целая вечность.
Если бы не погоня, сын губернатора предпочел бы передвигаться по этой территории, следуя волчьей повадке краснокожих, пешком. Только так лучше всего странствовать по опасной земле, где всякое столкновение с повстанцами или вставшими на тропу войны дикарями заканчивалось чьей-то смертью. Пешим в горах легче уйти из-под стрел, только на длинных переходах требовались лошади.
Тем не менее, зная назубок эту азбуку, воспользоваться ею Сальварес не мог. Невидимые дымы костров, нет-нет, да и долетавший запах жареной оленины и крови выдавали близкое присутствие дикарей. И по тому, как те не скрывали своих намерений, люди де Аргуэлло понимали: конец их не за горами.
К обеду они миновали плотные группки неказистых сосенок с длинными, пахнущими корицей иголками. Приходилось смотреть в оба: тропа змеилась по краю ущелья. То тут, то там белевшие, что сахар среди камней, кости животных подсказывали путникам: эти нелюдимые места принадлежали заправлявшему здесь косматому племени горных медведей. Лошади надсадно хрипели, раздували ноздри, точно хотели порвать их, а люди крепче натягивали узду, готовясь к худшему…
Встречи с пещерными тварями отряд не боялся, но ее панически боялись лошади, что грозило обернуться гибелью на узкой тропе.
Модоки, жившие по соседству, не раз говорили Сальваресу: «Жаль, что ты белый, амиго. Мог бы стать настоящим индейцем. Язык у тебя короткий, как у мужчины, глаза и руки воина. Ешь мало. Быстро ходишь. Ничего не теряешь и любишь мстить…» Да, Сальварес любил месть, как любой чистокровный испанец, но краснокожие забывали упомянуть о природном даре лейтенанта. Чутье! Право, оно было у дона нечеловечьим. Волки, и те могли позавидовать ему.
