Лоренсо по-волчьи чуял, какое отчаяние клокотало в груди Алонсо. Монах был фанатом Ордена, как и шестеро остальных. И смерть, принятая за своего генерала и Христа, была для них высшей наградой небес в этой бренной жизни.
* * *
Кони монахов двинулись широким полумесяцем. Беспощадные глаза, солнечные блики на изогнутой стали, конские морды и вновь беспощадные глаза… С каждым мгновением все ближе, ближе…
Сизая жила кривой веткой кроила лоб.
«Я отомщу за тебя, брат!» − в такт сердцу стучала кровь. Спина напряглась, ноги слегка лихорадило, глаза заливал теплый, едучий пот… А со всех сторон все шумливей бряцали сбруи, слышно было горячее дыхание, черными балахонами наплывала смерть.
Внутри Алонсо словно лопнула струна: за спиной предательски щелкнул бич папаши Муньоса, и империал грохотнул по косогору.
И тут со стороны холмов кто-то спустил собак… Только это были не собаки, а шум длинноствольного оленебоя.
Все замерли и обернулись, все, кроме крайнего монаха. Пуля звонко цокнулась в пряжку его ремня и пригвоздила ее к позвоночнику.
Там, на гребне холма, в трехстах ярдах от них на своем иноходце гарцевал майор.
Жеребец Гонсалеса взвился на дыбы; шесть клинков неслись на него единым порывом. Яростно зазвенела сталь, харкаясь снопами искр. Еще один монах завис в стременах с разрубленным надвое лицом. Ошалелый конь, задирая морду с багряными глазами и ощеренным ртом, уносил его в степь, воющего каким-то жутким, необыкновенным голосом. Кипящая боль в щеке свела с ума Алонсо. Он видел дымящиеся от его крови сабли монахов, слышал хруст своей плоти, но боли уже не чуял. Красной, сырой изрубиной он пал недалеко от брата.
Группа всадников из тридцати человек тянулась по извилистой тропе вдоль горы Чоррерас к Рио-Фуэрте. Дорога их лежала в пуэбло Навохоуа − маленькую фронтирную деревушку, что затерялась у подножия западной Сьерра-Мадре. Там отряд дона Сальвареса де Аргуэлло рассчитывал сделать привал: набраться сил и провизии.
Через некоторое время растянувшаяся «хвост в хвост» цепь всадников скрылась из виду. Теперь ничто не напоминало об их пребывании у каменных стен Чоррерас. Лишь желтохвостые птахи звенели над землей, атакуя еще дымящиеся «конские яблоки», оставленные отрядом, да дюжина стервятников, что кружила мрачными стягами в небе, выискивая поживу. Надвигающуюся смерть эти твари умели учуять за несколько миль.
Они выехали из густой тени, отбрасываемой огромной охристой скалой, охраняющей слабый исток ручья от увядшей пустыни, на сотни лиг в округе закованной в желто-красную гривну гор. Жара стояла невыносимая; она мешала продвигаться вперед, двигать членами и шевелить языком. Испанцы вообще считали, что место сие не для белых.
