− Здесь, господа, уверяю… по секрету всему свету, преинтереснейшие известия. Вам ничего не говорит фамилия Лурье? Нет? Впрочем, неважно. Это мой друг, даром, что на четверть француз, но, успокою, из наших, дрался за родной Смоленск, ныне обласкан и любим Чарторыйским. Извольте любопытствовать? − Мостовой хмельно мазнул взглядом по притихшим офицерам и задержался на капитане.
− Ну отчего же, голубчик… Ежли есть интерес и сие не в зазор… − Преображенский пожал плечами, − смейте трудиться…
− Читайте, Гришенька, − Захаров степенно набивал трубку. − Pardon, mon ami, le souvenir d’un amant pour ses anciennes maоtresses?111
Мичман улыбнулся лукаво:
− Не только, Дмитрий Данилович, не только. Здесь и о том, и о сем, − у кого нынче егерь с тирольскими перьями и кучер с золотой спиной… Натурально интересно будет. Иначе и невозможно-с. Благодаря monsieur Лурье, я за миром слежу как датский микроскоп.
Андрей Сергеевич скрыл улыбку, слушая бахвальство двадцатилетнего мичмана; Гришенька напоминал ему ушедшую юность, когда и они с Алешкой Осоргиным болели страстью фокусировать на себе внимание: громко смеялись, значительно громче, чем следовало. Строчили эпи-граммы, не думая о дуэльной пуле. В театр или на бал они умышленно припозднялись и объявлялись шумно, почти скандально. И, право, чем более лорнетов рассматривало их, тем на душе становилось праздничнее.
Получив от его высокоблагородия желанное «да», Мостовой плюхнулся рядом с Гергаловым на диван, браво закинул ногу на ногу и захрустел потертым на углах посланием.
Письмо и вправду оказалось огромным, похожим на словесный винегрет из сплетен с душком, перченый различными новостями из светской и политической жизни.
− «…Ты даже не можешь вообразить, mon cher, какие дела творятся! − азартно зачитывал строки мичман. − САМ по-прежнему на белом коне… вот-вот должен въехать в Париж… был в Финляндии и Варшаве… Повсюду цветы и салюты, но, право, находятся имена и, замечу, числом не малым, кои считают: «не все коту масленица…», абдикировать112, мол, Ему пора за отцом и дедом…
Канцлер Румянцев дышит на ладан; ходят слухи, сменит его граф Нессельроде, что банным листом прилип к Государю… Покуда САМ в отъезде, балом правит Аракчеев, и положенье его крепче крепкого… С Нарышкиной шум поубавился, надолго ли?.. Шипят премного, не переслушаешь, но я на веру брать не берусь − не всё то золото, что блестит… Кочубей вновь набирает силу. Кто лучше −он иль Козодавлев, черт разберешь… У нас вечно обещают много, а на поверку…
