− Переборка − жесткая штука, мисс. Позвольте, я подложу вам под спину подушку, − капитан потянулся было за нею, но Джессика плотно придавила ее локтем.
− Однако, мадемуазель! − он рассмеялся и легко поднялся с кровати.
Аманда продолжала сидеть на подушке, как на пороховой бочке. Крест князя и пистолет барона, спрятанные под нею, наверняка потянут за собой цепь вопросов… Она дрожала от одной мысли возможного разоблачения. С другой стороны, в ней вскипело женское негодование. «Да он откровенно смеется надо мной, точно я − ключница иль кухарка! Увы, до князя Осоргина ему далеко. У того были густые черные брови, ресницы… да и княжеская порода чувствовалась за милю… А этот? Прическа − какую носил еще мой отец. Нос далек от совершенства. Слишком велик, что, правда, мужчину не портит, но всё же…» У князя, да хоть бы и у Гергалова, глаза сверкающие, с природной слезой, которую иные щеголи выдавливали из глаз надушенной французскими духами губкой… А у него? Хотя Аманда не могла не согласиться, что они − зеленые и вечно уставшие, с болезненной краснотой век − обладали какой-то гипнотической силой. Они выражали спокойную уверенность, возможно, только внешнюю… Но в них было то, чего не было ни у Осоргина, ни у Гергалова.
Аманда не без досады ёрзнула на подушке: он не красавец, но и не урод. Хоть и старомодно одет, но выглядит славно. Всё к лицу и в тон, довольно изящен в движениях, но более ловок, чем элегантен, а главное, − в нем чувствовалось сильное мужское начало, и американка даже смутилась, колко ощутив себя слабой и беззащитной, совсем не такой, как обычно.
Мужественность читалась во всем: от туго зачесанных и схваченных бантом волос до начищенных в зеркальный глянец ботфорт.
− Вы всегда такой, сэр? − она смерила его взглядом.
− Это воспринимать как комплимент, мисс?
− Нет, как порог моего терпения. Вы слишком вольно ведете себя, капитан.
− Даже так? − он откинулся на спинку стула.
− Да, так. Разве я для вас ровным счетом ничего не значу, сэр?
− Напротив, − ответил он и некоторое время пристально взирал на нее из-под сдвинутых бровей, точно собираясь с духом. − И должен заметить, − наконец продолжил он, − похоже, одну головную боль. Послушайте, мадемуазель, и постарайтесь более не разочаровывать меня. Я не потерплю у себя на корабле глупых женских капризов. Вы здесь потому, что я снизошел до вашего горя… И ежели вам стало скучно, подышите свежим воздухом или ложитесь, черт побери, спать.
