Аманда теряла рассудок, глядя на мрачный лес, черным строем замеревший на фоне блеклого неба и дальних красных зубцов гор. Бессильные слезы склеивали концы ресниц и замерзали на обмороженных скулах. «Не могу больше. Не мо-гу-у-у-у-у!» − бросив веревки и что-то еще мужицкое, грубое, она побежала, спотыкаясь, вдоль молчаливой сибирской реки.
Упала, вскочила и тут же провалилась по пояс. «Ненавижу! Все ненавижу-у!» − она исступленно молотила кулаками по снегу, покуда не затихла, теряя сознание. Барон поднял девушку и кое-как дотащил до костра, где Линда расстелила медвежий полог.
− Всё обойдется, мисс… Всё обойдется! − хрипел Пэрисон, раздвигая ее бледные губы горлышком фляжки. −Чертова Россия! Но будь я проклят, если эта старая сука нас одолеет!
Он попытался ободряюще улыбнуться, но болезненно схватился за губы. На них лопнула корка и засочилась кровь.
Всю ночь трещал огромный костер, косматыми рыжими хлопьями отражаясь в пугливых глазах лошадей.
Аманда очнулась, когда брезжил рассвет, принеся безрадостную хмурь и тоскливый вой одинокого волка.
− Что вы делаете, сэр! − в глазах ее не было испуга, скорее растерянность.
Высокие, на шнуровке, ботинки были стянуты с нее, а на ногах комьями лежали гольфы из верблюжьей шерсти…
− Прошу вас, не дергайтесь, леди! − барон что было силы растирал ее ступни спиртом. − Пальцы на ваших ногах белее и тверже, чем моржовая кость!
− Да как вы!..
− Замолчите, если не хотите, чтоб вам их отняли по колено.
Барон еще около часа держал окоченелые ноги Аманды, прижав их к своей груди и закутав шубой, прежде чем она ощутила возвращение к жизни.
Леди рыдала навзрыд, хватаясь за руки Линды и Пэрисона. Ступни горели под приливами боли и распухли так, что пригодились валенки, − их еще на Урале барона уговорил прикупить подвернувшийся мужичонка. Крученый-верченый, с воротами вместо зубов, он нарезал круги вдоль важных барских саней, увешанный валенками, и голосисто орал:
− Мы артельны пимокаты! Купи, барин, не ершись, обувка из Челябы − сносу не знат! Ноженька в ней спит, аки сосунок в люльке.
Аманда тогда смотрела на эти огромные пимы, как на что-то чудовищное, жуткое… Но теперь блаженствовала, ощущая благодатное тепло, разливающееся по икрам, и сетовала на свою упрямость и глупость…
− А ноге как вольно, мисс! Хороший товар! − не переставала восхищаться Линда.
* * *
Мысли о служанке отвлекли леди Филлмор от тяжелых воспоминаний: «Несносная девица… Куда опять за-пропастилась, тупица?» Отправляться же самой за прислугой госпоже не пристало: она уж потом устроит ей взбучку!
