его треуголки, либо старались оскорбить, говоря за глаза всякие гадости, глупо, по-бабьи, надеясь таким путем привлечь внимание капитана. Уж чего-чего, а подобного добра у Андрея хватало, как у хорошего охотника трофеев. Были «ягодки» и в Охотске: румяные, сладкие, звонкие… И он, конечно, делил с ними время, да только любовью там и не пахло. Так, баловство. «Давайте не будем, любезная, опускаться до «кабатчины», − обычно говаривал он поутру, глядя в возмущенные глаза. − Я, знаете ли, сих сцен не люблю. Нынче, когда минула ночь, мы не связаны друг с другом ничем, кроме воспоминаний… Надеюсь, сударыня, мы можем хотя бы оставаться учтивыми… Честь имею». И он уходил физически облегченный, но на душе, черт возьми, скребли кошки. Преображенский ощущал себя комком грязи, живущим неправильно, без узды… Однако проходило время и он резонил себя: «Хватит с меня и перины! А для сердца − цель имеется, к оной иду уж не на словах, а под российским штандартом!»
В капитаны войдя и по морям походив немало, опечалился Андрей Сергеевич, несносно было верить, до слез обидно, будто земля уже вся ведома из конца в конец! Тайны просила душа, загадок и дерзких свершений во благо Державы.
Но теперь решительно всё стало с ног на голову: и он, огрубевший, как все моряки, видевший кровь и страдания, что дубят душу и притупляют сердце, испытывал странный прилив чувственности. Ему не давали покоя благородная грация, улыбка при встрече и тонкий аромат духов мисс Стоун. Он мысленно распускал ее волосы, и, запустив в них, как в струи, персты, погружал и лицо, горящее жаром томлений и страсти.
Забыв про остывший чай, Преображенский предался воспоминаниям, перебирая в памяти бусины их столкновений.
А начиналось всё так. Проводив мадемуазель до каюты, вручая ключи, он шутливо сказал:
− Вот ваша обитель, мисс. За сей дверью есть всё необходимое для путешествия, пожалуй, кроме ванны и вашего крепкого желудка.
Он ожидал обычных кривых губ, иль зажатого носа, иль откровенно брезгливого: «И в этой собачьей конуре вы предлагаете даме пересекать океан? Да здесь, простите, аромат − почище свинарника и места для кошки, и то без хвоста!»
Однако мисс Стоун жала не показала. Напротив, наградила улыбкой и мягко молвила:
− Благодарю, сэр. Не возражаете, если служанка сейчас же внесет вещи и займется устройством каюты?
Капитан приподнял брови, глядя американке вслед: «Ну и штучка! А поглядеть, так принцесса на горошине…»
