Фрегат застонал под тысячепудовым ударом волны, со стены расстроенно-гулко бренькнула об пол гитара.
− Шквалюга чертов!
Все ухватились кто за что, а безусый вестовой Захарова, входивший в кают-компанию с масленкой и банкой печенья, ухнулся на спину, спасая в вытянутых руках офицерское лакомство. Шульц кинул матросику на выручку свою руку, помог подняться и хлопнул по плечу:
− Эх, трава-зелена, держись шибче, не то, гляди, улетишь за фальшборт81, или смоет в шпигат82 вместе с курами.
Молодой матрос Чугин вспыхнул июльской земляникой, Андрей Сергеевич с Захаровым рассмеялись, а мичман сузил глаза в обиде. Шульц раздражал его положительно всем: и тем, что стоял в качку словно привинченный, и что по вантам «обезьянил» ловчей, и тем, что в статской, а не в военной состоял службе; бесил и видом своим, обтрепанным, но чертовски уверенным, и даже тем, что немец он, а не русский.
И шутка его, казалось мичману, была брошена не матросу Кирюшке Чугину, его одногодку, а лично ему.
Зная особенности характера шкипера, заводившегося с пол-оборота, когда дело касалось прогнозов о шторме, Григорий не удержался:
− Хотите пари, господин Шульц?
Бурое морщинистое лицо немца напряглось, глаза льдисто блеснули вопросом.
− Ставлю двадцатку против целкового, к завтрашнему обеду мы будем тянуть херес, не хватаясь за леера. Ну-с, как?
Немец хмуро повел бровями и хмыкнул:
− Ой ли?
− Господа! − Мостовой был рад приключившемуся разнообразию. − Бьюсь об заклад: наш «барометр» страдает близорукостью в споре.
− А вы болтливостью, мичман. − Преображенский нагрузил трубку «вирджинкой».
Однако Григорий Николаевич будто не слышал упрека.
− Ну-с, так как, господин Нептун, вы принимаете пари?
− Дурак! − тихо вырвалось у штурмана, и громче: −Разбейте нас, господа.
Старик резко поднялся и хотел было уйти, как мичман единым прыжком встал на пути.
− Вы все слышали, господа, что вытвердил сей халдей? Я требую сатисфакции! Здесь же! Немедля!
«Ах ты, пескарь! Шкот тебе в глотку! Дай токмо в драку влезть», − дрогнул скулами немец, но рта не раскрыл, лишь усмехнулся глазами, дескать, пошел ты…
− Да будет вам, Гришенька, хвост павлинить. Не на балу, чай. − Захаров миролюбиво поднялся, придерживаясь за прикрученную к полу скамейку. − Ты, брат, заметно, не имел огорчения от компанейского люда?
− К счастию, не имел-с. Скоты и шлюхи всегда плодятся втройне.
− Ну будет, будет!
− Нет уж, увольте! Задета моя честь! Да он же волк в овечьей шкуре. Правильно матросы говорят: как он шагнул к нам на борт, так всё и понеслось-поехало − болезни, мор…
