− Ну как там, холодно наверху? − она поспешила туже укутаться в плед и с ногами забилась в угол разобранной койки.
− Пронзительно. − Палыч, согревшись теплом участия к его судьбе и барской жженкой, уже без смущения поднял фляжку, улавливая моменты, когда способнее было хлебнуть, не проливши драгоценной жидкости.
− Ваше здоровьице, мамзель! − его заросший седой щетиной кадык заходил вверх-вниз, усы встали дыбом.
Когда пробка звякнула о горлышко, мисс Стоун, прежде сама еще ни разу не испытавшая настоящего шторма и втайне до смерти перепуганная адской качкой, прошептала:
− Как полагаете, сэр, погода предвидится хуже?
− Не без того, красёнушка, не без того. Его благородие-с Андрей Сергеевич сказывали: «барометра» вниз ползет, шельма, а сие значит, что вся чертопляска ешшо впереди… А вас, похоже, и сия колотьба с души рвет? Ладно, зрячий, не мучьтесь в ответах. Ишь, сколь грузу-то за борт сбросили… − денщик точно невзначай, боле из деликатности, лишь самую малость скосил воспаленные глаза на молчаливое ведро Линды, а сам прикинул: «И сие в такую-то тишь! Чего же ждать наперед?.. Иисусе Христе!»
Джессика − ни жива ни мертва − сидела поджав ноги, уцепившись одной рукой за ремень в переборке, другой прижимая сползающее одеяло. Воротник, волосы и лицо ее были влажными, даже на бровях и ресницах осели крошечные капельки пота. От страха она не знала, куда себя деть. До нее доносился глухой стон океана, жалобный скрип «Северного Орла» и сбивчивая говорь литании69. Она за-таила дыхание от нахлынувшей жути, прежде чем узнала свой голос, шептавший молитву.
− Да вы не пужайтесь, милая, − прислушиваясь к зловещей голкотне грома, ровно подживляя самого себя и боясь раскошелить сокрытый свой страх, закудахтал нестройно Палыч. − С нашим-то капитаном… и сам бес − сладехонькая карамель.
Льдистый ветрюга саданул Андрея в лицо, вгрызся ледовитым холодом и водяной пылью в скулы, стоило ему лишь подняться на палубу.
Преображенский туже нахлобучил треуголку, прикрыл шарфом уши. Волны дыбились громадные, ровно зеленые горы катились под ним.
− Поберегись, вашбродь! Да осторожней вы, сучья перхоть! Шары-то разлепи, дурак! Я-ть тебе покуражусь, чучело! Живо! Живо! − взрывался осипший от ругани и вод-ки голос боцмана Кучменева. Кошка70 в его просмоленной до черноты руке покою не знала, со свистом обжигая замешкавшихся из молодых рекрутов.
Капитан вполглаза мазнул по уходящим в небо мачтам: мощные, что стройные кедры, они устремлялись ввысь до едва различимых линий. Большущее переплетение канатов и рей, талей
