− На бережку-то, небось, спроворнее каблучками стучать? Ась? − внимательно осматривая заколоченный «пробкой» иллюминатор, закинул он, как сеть, вопрос и, не дожидаясь поклевки, сам же и прогудел. − То-то, что краше… На землице оно завсегда вольготней… Вы уж извините меня, ангелонравная, но по-вашему, по-заморски, я лякать не мастак… Да вам, я смекаю, то не в обиду… − потертый кожан захрустел на складках. Палыч улыбнулся глазами измученной иностранке и, затирая вновь вылезший из-за ворота непослушный шарф, плеснул со вниманием:
− Уже ушатала погодушка вас? Глядите, ежли изволите, так я мигом чайку схлопочу искушать?..
Джессика, тупо глядя на жужжащего денщика, на спящую Линду, длинный подол платья которой задрался чуть не до плеч, оголив кружева подъюбника, при слове «чай» болезненно дернула губами и красноречиво перевела взгляд на висевшее у ее кровати на сыромятной лямке ведро.
Палыч виновато слохматил брови, почуяв, что его предложение нашли возмутительным, и хотел было ретироваться, как очередной дюжий размах фрегата бросил его лбом о противную переборку.
Линда застонала под тяжестью свалившегося на нее казака, но глаз не рассветила. Палыч испуганно обнимал ее оголенные колени и бормотал извинения вперемежку с бранным словцом. Вежливо прикрыв одеялом наготу, он почесал зашибленный лоб и, пряча глаза от мисс Стоун, авторитетно ляпнул:
− Однако, чинно валяет.
И не без опаски прибавил:
− Может, пять капель жженки иль водочки? Оченно легчит в таком деле…
И хотя, по совести сказать, Джессике ни на что смотреть не хотелось, она была искренне признательна заботам старика, и, право, не смогла отказаться, понимая, что крепко огорчит Палыча, которому так не терпелось поднять градус ее настроения, да и самому намочить усы.
− Только чуть-чуть, − она вымученно улыбнулась.
Казак уже в усердстве сопел над поясной фляжкой, тщательно отмеряя в латунную крышку по его соображению «бабью пайку».
Ей отчего-то стало забавно от мысли, что здесь, в темной каюте, немногим большей фермерского фургона, затерянные в бушующих пустынях океана, они напоминали двух заговорщиков, вершивших тайное действо.
Жженка разлилась бодрящим жаром, зарумянив щеки. Палыч одобрительно крякнул, увидев, как американка единым глотком расправилась с содержимым, и не удержался:
− Да вы чистый гусар, голуба. Ей-Богу, еще месячишко такой болтанки, и вы обратитесь в нашу морскую веру!
Палыч азартно подался вперед, чтобы оживить опустевшую крышку, но Джессика, почувствовав, как от него пахнуло коньяком, наотрез отказалась, с ужасом думая, что от нее пахнет, увы, не лучше.
