Кровь на шпорах | страница 107



Андрей замычал во сне, мучительно разлепил веки: фрегат дюже шибало волной. По ковру наперегонки перекатывались кружки, гусиные перья и еще какая-то мелочь. Расставив ноги и придерживаясь одной рукой за кудрявый багет переборки, он захлопнул журнал, стянул сапоги и плюхнулся на кровать.

Глава 2

− Вашескобродие! Андрей Сергеевич, извольте вставать, голубь! Штормит! − Палыч наступчиво лихорадил плечо капитана. Пустое. Барин − из пушки пали − спал как убитый.

Однако денщик «взад-пятки» не пускался. Знал, что, если спасует в этом рвении, попятится раком, шишек ему «апосля» не сосчитать. Оттого и насел на его благородие, аки татарин на Козельск.

− Пшел вон, ирод! − зло буркнуло из-под одеяла.

− Никак невозможно-с, вашескобродь.

− Да сдох я… − страдальчески простонал Преображенский. − Сгинь!

Он собирался уже лягнуть пяткой слугу да занырнуть под подушку поглубже, но Палыч, знавший назубок повадки барина, сам боднул его в бок кулаком и гаркнул в ухо:

− Тонем!!!

− Сдурел, что ли? Ребра сломаешь! − Андрей, жмуря заспанные глаза, улыбался мятым, еще не вполне проснувшимся лицом. − У тебя же кулак, что копыто.

Старик промолчал, каменея скулами и морщась от подкатывающей тошноты, утер сверкающие морской пылью усищи.

− Да ты никак дрейфишь, Палыч? − капитан влез во второй ботфорт и, балансируя почище канатоходца, затянул туже хвост волос бантом.

− Не без того, вашбродь, ишь как валяет-то, Иисусе Христе, фрегат аки бочка трещит… подвахтенные Евангелие с батюшкой Аристархом чтут, ровно к смерти готовятся.

− Верно, Палыч, не боится только дурак, ему всё едино: что киселем на печи захлебнуться, что солью морскою. Подай-ка плащ. На вахте из офицеров кто? Каширин?

− Никак нет, вашбродь. Господин Гергалов и Мотька-бугай ему в помощь. После полуночи страсть как раскачало. Окиян ревет демоном, его благородие Ляксандр Васильевич распорядились фок67 к чертовой матери… Сказывали, будто шквал валит, и велели-с за вами бежать. Извольте дождевичок накинуть! − старик, встряхнувшись, что селезень от воды, набросил на плечи Андрея Сергеевича парусиновую хламиду.

И то верно, судно швыряло на волнах, словно ореховую скорлупу.

Андрей сыграл желваками, слушая раздирающее душу «оханье» корабля и вой в снастях, но, глядя на боязливо притихшего денщика, с напускной небрежностью молвил:

− Шквал, говоришь? Брось, брат, не такого черта оседлывали. Пошли.

* * *

Оказавшись за дверями каюты, Палыч, получив от капитана наказ «придозорить за дамами», сквозанул в трюмный проход, где, шипя, перекатывалась вода. «Раззявы, мать вашу… опомнились люки задраивать!» − хлюпая по щиколотку в черной воде, матькался Палыч.