Уже сквозь дрему он вяло поперчил запись белым песком для просушки, прикрывая рот алым обшлагом кафтана, тягуче зевнул и… Перо захлебнулось в чернилах, выпало, оголяя пальцы. Капитан, уронив голову на журнал, спал, убаюканный приглушенной палубной беготней вахтенных, хлопаньем парусины и скрипом снастей; за бортом слышался бесконечный хлюп и журчание воды.
Усилившаяся качка «Северного Орла» Андрея Сергеевича занимала не более, чем возня крыс в сыром трюме. Мочалясь туда-сюда на прикрученной койке, бухаясь коленями и локтями о переборку, он сна себе не сбивал. Это было делом привычным и даже желанным, как детская страсть к качелям, тем паче, что на фрегате, не в пример промысловому корыту, в закоулках меж палубами свирепые сквозняки не гуляли.
Вот и теперь, уткнувшись в пропахший табаком рукав, сидючи за столом, капитан, казалось, не ощущал продольный размах фрегата, отдавшись тревожному сну, и лишь память, спотыкаясь и падая, еще цеплялась за страницы судового журнала…
«…умеренно свежий ветер с западной стороны мирволил нам до самой полуночи на третье апреля, но после поворотил к югу, и хотя был совершенно попутный, однако ж дул с такою ужасною силищей, что, взяв на «гитовы» чуть не все паруса и облегчив мачты, спустив сколь возможно верхнее вооружение на низ, шли мы прямо по ветру с превеликою опасностию, ожидая всякую минуту, что иль вал ударит в корму, либо от недогляду рулевых тяжелый шлюп бросится к ветру и разломает все вещи на палубе. В дрейфе же оставаться мы не желали, жаль было терять попутного ветру и драгоценного для Отечества времени, а посему, памятуя и принимая все возможные осторожности, шли с величайшей скоростью… Лишь днем позже смягчившийся ветродуй и волнение избавили нас от крепкого страху…
…Вторые сутки плывем наудачу в гиблом тумане, не зная куда. Компас барахлит, крутится бесом, ровно им управляет перст Сатаны.
…Благословим Христа Спасителя и ставим свечи Николе Чудотворцу: ветер утих, туман отступил неприметным образом. Ночь на тридцатое число была прекраснейшая, коей мы давно не чаяли лицезреть: на небе не было ни единого облака, луна и полчища звезд сияли в полном параде и блеске. Умеренный ветер от норд-вест дул до самого рассвета…
…Снова небо, что мокрый лоскут… Счастье: водки и черного рому на борт взято множество. Матросская норма хоронит от смуты… Избави Бог!
…Ужасное известие: поднятая на борт скотина пала от неизвестного мора… матросы ропщут меж собой, что сие чей-то умысел, щурят глаз на нелюдимого Шульца… и шепчутся, дескать, не обошлось тут без колдовства…»
