— Что ж, я заинтригован, — поднял брови художник. — Даже польщён. Выходит, я и есть особый случай?
— А то вы ещё не поняли, — ухмыльнулся Кампари. — Впрочем, лучше ограничиться парой глотков.
— Историю бедняги Юлиуса мне пересказали без утайки, так что я предупреждён.
Ужин, рассчитанный на одного человека, поглощали без внимания, зато вино пробудило в Пау живую реакцию.
— Будто пьёшь то, что глотать нельзя, но чувствуешь вкус и пульс земли. Поразительные ощущения.
Половина бутылки исчезла с неожиданной скоростью и произвела убойный эффект, усиленный жаром натопленной комнаты. Кампари растянулся на вытертом ковре. Пау вздохнул и рухнул рядом.
— Теперь я понимаю, как это происходит, — пробормотал художник.
— Что — это? — сонно отозвался командор.
— Сидеть я уже не могу, соображать — тоже. Самое время…
— Неужели феодальные права предъявлять?
— Точно.
— Вы будто настаиваете.
— Ну… — потянул Пау. — Теперь-то поздно.
— Да, помню, болезненная фиксация. Вы потеряны для общества.
— Зря вы вчера принесли бумагу, а не бутылку, командор.
— Промахнулся, — Кампари сел, прижав лопатки к краю кровати. — Извольте принять вертикальное положение. Во-первых, я хотел поговорить, а не усыпить вас. Во-вторых, не хватало только от Дик по морде получить. Все меня бьют, она одна не при делах.
— А я знаю, кто вас бил не далее, как пару недель назад, — засмеялся Пау, опираясь затылком на кирпичную кладку.
— А я знаю, что вас били током у психиатров, — огрызнулся Кампари. — Но жажду подробностей. Остальных держали от двух недель до полутора месяцев, и все счастливы, довольны. Ток не упоминают. Видимо, не имеют права разглашать.
Пау активно замотал головой:
— Нет. Думаю, никто из них не попал под раздачу. Меня три месяца лечили уколами и душеспасительными беседами. Сначала было даже не страшно. Комната не меньше моей квартиры, правда, дверь стеклянная, свет никогда не выключается и ни минуты наедине с собой. Даже если в туалет приспичит.
— А как же спать?
— Без проблем, — усмехнулся Пау. — После укола вырубало на восемь часов. Ко мне приставили пять медиков. Первый задавал много вопросов, кивал, сопереживал. Если я говорил, что не могу не рисовать, он обещал помочь мне вернуться в реальный мир, ведь рисование — это игра, а игры нужны лишь для того, чтобы готовить пятилетних детей к бытовым ситуациям. «Вы скучаете по времени, когда были ребёнком и ни за что не отвечали», — вздыхал он. Запомните тему детства, командор, она зазвучит ещё не раз. «
