— Вылезайте из куртки, Пау, здесь натоплено. Наконец-то.
— Не так давно температура была та же, что за окном? — понимающе кивнул юноша.
— Если не ниже. Зато новостройки прогреваются до шестнадцати градусов, а тут нынче — тропики.
— Возможно ли говорить открыто? — прошептал архитектор.
— Вас смущает камердинер? Здесь толстые стены, а он никогда не лезет в мои дела. До утра его не увидим, если не позвать. Так и исполняем последнюю волю экс-командора.
— Он скончался? Соболезную.
— Нет, но многие приравнивают отставку к смерти. Я умолял его оставить камердинера при себе, но против «не положено» логика бессильна. Сей спартанец с ранней юности служил при командоре и иной роли для себя не представляет. К тому же, вопреки понятиям о здоровом равнодушии, привычка часто переходит в привязанность, а экс-командор — вообще своеобразная личность: никто не принимал его всерьёз, но всем он нравился. Попросив старого товарища заботиться обо мне, он обрёк последнего на преданность человеку, чей образ жизни вызывает неразрешимые сомнения. Впрочем, слово «заботиться» было воспринято так, как я его понимаю. Если бы мой камердинер отчитывался перед Отделом Внутреннего Контроля, меня бы здесь уже не было. Ешьте.
— Не хочу.
— Хотеть не надо, ешьте через силу — вы же промёрзли насквозь. Если претит идея делить со мной ужин, я подожду. Стул всё равно один: те, что на балконе, оттают к весне. Но обычно гости усаживаются на пол.
Пау медленно разжал кулак, протягивая командору складной нож:
— Полагаю, он выпал из плаща Дик.
Кампари недоверчиво уставился на художника:
— Выпал, значит. Ну, не мне вас судить. Сами вернёте.
— Он не может лежать у меня в кармане, — Пау нервно пожал плечами. — И не потому, что я — несостоявшийся самоубийца.
— Так вы собирались прикончить меня! — просиял Кампари. — Но, очутившись в моей спальне, в опасной близости от моей еды, решили, что оставить нож при себе — нечестно? Некрасиво? Мне импонируют ваши ритуалы. Но знаете, на трезвую голову с вами невозможно иметь дело.
Пау с любопытством наблюдал за тем, как Кампари откинул ковёр, выцарапал половицу и извлёк из-под неё сосуд тёмного стекла.
— Что это?
— Подарок госпожи настоятельницы на вступление в должность. Не вздумайте отказываться, вино — действительно редкость. Я разорял монастырские погреба, рискуя остатками уважения госпожи Авилы, но эту бутылку берёг на особый случай.
