— Здесь вы ошибаетесь, — улыбнулся Кампари. — Большинство людей для меня — белая стена. Ничего не вижу. Воображение у меня не настолько буйное, чтобы льстить без повода. Вдобавок, я недостаточно владею собой, чтобы всем говорить то, что они хотят услышать. Хвастаться тут нечем: для управленца это скорее слабость.
— Видит бог, мне хотелось бы принять вашу щедрость как должное. Но есть одна проблема, командор, — Пау поднял глаза. — Я вас ненавижу.
— Заинтриговали, — искренне сказал Кампари. — Я предполагал, что у меня есть враги, но таких слов не слышал ни разу. Даже приятно. Ненависть — сильное чувство, невольно осознаёшь свою значимость. Но мы виделись один раз. Надеюсь, вы удовлетворите моё любопытство и объясните причины?
— Раньше ненавидел весь город, — тихо рассмеялся Пау, — ограниченный и самодовольный. Под каждым черепом работа, еда и секс. Ничего больше. Граждане удовлетворённо кивают зеркалу, если их с двух шагов не отличишь от соседа. Трясутся от страха перед барьером, когда должны бояться друг друга. Вы не были в интернате, вас обошло: «Не отнёс мусор на пункт сбора? Я доложу», «Что в окно уставился? Пора ставить вопрос о проблемах с концентрацией», «Чего грустный? Не доволен жизнью, неблагодарный?», «Зеваешь в полдень? Не соблюдаешь режим?». До шестнадцати лет: «Ты что на неё уставился? Извращенец?». Сразу после шестнадцати: «Не захотел с ней встречаться? Тебе что, девушки не нравятся?». Переселяешься в квартиру: по этажам то же самое. Впрочем, зачем я это рассказываю? Вы наверняка читаете тысячи доносов в день.
— Доносами занимается Отдел Внутреннего Контроля.
— Вот как. Разве управление — не единый клубок? Но знаете, моя ненависть к согражданам иссякла. С таким же успехом можно ненавидеть комариху, сосущую кровь, или муравьёв, пожирающих трупы себе подобных. Другое дело — вы. Для этого города командор Кампари — совершенно новое зло. Я несколько часов потратил на беседы о вашей личности. Вас не должно быть в живых. Вас должны бить током в психиатрическом отделе. Кому вы продали душу за неприкосновенность?
— Причём здесь душа? Максимум — тело. Не знаю, что Дик наговорила, но всё, что отличает меня от рядового гражданина, известно ей и моему отряду. Я не художник, как вы, Пау. Даже не безумец. Я успешно мимикрирую под окружающую среду.
— Издеваетесь? Это вы называете мимикрией? Даже ваш облик — вызов столетию уравниловки. Вы выставляете инаковость напоказ, как предмет роскоши!
