— Беру назад все дурные слова о твоих патлах.
— Это расчёт за летние разборки? — выдохнул он сквозь кашель. — У тебя на меня ничего нет. Как нет моих людей за стеной.
— Ты прав, — она оседлала его колени. — К слову о летних разборках: помнишь, я спросила доктора Фидо, сказал ли ты что-нибудь странное под успокоительным? Как ты думаешь, покинул бы он твой кабинет, ответив утвердительно? А сегодня утром я предупредила тебя. Почему? Потому что без меня ты — труп. Слепому ясно: тебя не устраивает тот факт, что Агломерация подчиняется не твоей воле, а чьей-то ещё, притом ты даже не пытаешься держать лицо, изображать борца за общее благо. Когда ты увидишь во мне союзника?
— Новый блеф, на который мне положено клюнуть?
Валентина неторопливо встала, размяла запястье и ударила его под рёбра.
— Имей в виду: в отличие от тебя, я умею бить, не оставляя следов.
— Ты явно не вкладываешь в дело душу, — отдышавшись, он попробовал рассмеяться, но получился хрип.
Удар в челюсть наполнил рот кровью. Кампари потрогал языком зубы — на месте. Точно бьёт вполсилы.
— Что ты такое? — спросила Валентина незнакомым голосом, подняла лампу и произнесла привычным тоном: — Я навещу тебя утром.
— Ну давай, — заржал Кампари.
— Я не уточняла, когда это утро наступит.
Дверь закрылась с железным гулом, темнота сомкнула мягкие челюсти. Кампари злили затёкшие руки и холод, но страха не было. Зачем же он до рассвета жёг лампу в собственной спальне, чего боялся? Разве что самого себя и фантомов, которыми способен был населить окружающий мрак, но сейчас любой призрак стал бы желанной компанией.
К ознобу и нытью в сведённых лопатках прибавилась скука. Попытался вывернуть запястья из наручников — до боли, до содранной кожи — ничего не вышло. Неужто подбирали размер? Хоть что-то продумали.
Интересно, полночь уже наступила? Или ещё далеко? Далась ему эта полночь, будто от её прихода что-то изменится. Думать, когда пробьёт пять, было логичней, но полночь застряла, запуталась в мыслях. В полночь придут, в полночь придут. Фраза раскачивала его.
Кто придёт в город-муравейник, город-крематорий? Кого дозовёшься на этом кладбище двухсот графических шедевров? Он не знал, кого звать. Его самого сюда не звали.
Кампари поморщился от простоты созвучия «гости-погосте», но слова были произнесены:
Всё верно, я жду на здешнем погосте,
что в полночь придут незваные гости.
Бумага всегда служила подстраховкой для мозга, где-то посеявшего пятнадцать лет, но теперь Кампари справлялся и без неё, почти опасаясь, что дверь распахнётся, и его потревожат слишком рано.
