Поток слов прервался всхлипом.
— Да ладно, нас пока не за что, — Кампари выдавил улыбку.
— Молчал бы, — Дик вытирала лицо рукавом плаща, стесняясь слёз и не в силах прекратить. — Изображаешь, что весь такой скрытный, осторожный, а на деле… Если бы меня к тебе подослали? Ты мне сразу доверился, придурок. Сколько раз ты при мне строчил в свой блокнот? У меня всё похолодело внутри, когда дошло, что к чему.
— На фоне прочего блокнот — мелочь, — утешил её Кампари.
— Вот! Ты считаешь, что разговоры о перевороте — это по-взрослому, а блокнот, подтверждающий, что ты предаёшься непродуктивным и вредным занятиям — не повод для преследования! Это и есть «ошибка мышления», из-за которой твой драгоценный Пау торчит в психиатрическом отделе!
Дик вскочила, молотя командора кулаками.
— Решила меня прикончить? — ржал он, уворачиваясь. — Чтоб не бояться?
Кто-то из спящих забормотал во сне. Дик и Кампари замерли. Встретились беспокойными взглядами, будто пойманные на месте преступления. Сшиблись, сгребая горстями ткань, кожу и волосы.
Одежда так и осталась на плечах — их толкнуло в спины не сладострастие, а мучительная жажда заглушить усталость.
На колючем от песка одеяле, между карьером и брошенной фабрикой, Кампари единственный раз в жизни был с девушкой, которую весь Центр считал его любовницей. Их тела были неудобны, не созданы друг для друга: рёбра как тёрка, обтянутые кожей подвздошные кости. Рваный ритм обещал прибавить синяки к следам зубов и царапинам. Кампари не смотрел в глаза Дик: он уткнулся лицом в её растрепавшиеся волосы. Она всхлипывала ему в ухо.
— Послушай.
Дик первой подала голос после того, как Кампари откатился на спину и уставился в темноту. Он внимательно молчал, ожидая продолжения.
— Ты ведь не умрёшь, если меня вдруг не станет. У тебя останется невыигранная война — не с миром, так с самим собой, и многое другое. Я не знаю и половины того, что творится у тебя в голове.
— К чему ты клонишь?
— Расслабься. Раньше меня это бесило, теперь думаю, всё правильно. Но, кажется, я хочу быть чьим-то миром. Знать, что кто-то умрёт без меня.
— Весьма эгоистичное стремление к «болезненной фиксации» и «психической деформации».
— Не слышу осуждения в голосе. Скажи, мы же не будем унижать друг друга встречами по утрам?
Кампари повернул голову, чтобы посмотреть на Дик, взял её за руку:
— Не будем.
