Дик не отставала:
— Видишь? Мангусту пора приниматься за дело.
— Я не мангуст, — произнёс Кампари тихо и отчётливо.
Дик хватило секунды, чтобы обработать информацию.
— Тогда не дай себя сожрать. Посмотри, они же счастливы.
— Ночь, алкоголь, детские игры в сопротивление. Это иллюзия свободы. Иллюзия счастья.
— Вечно ты загоняешься на мелочах. Иллюзия, реальность — какая разница? Синтетический кофе ты литрами хлещешь. Морщишься, демонстрируешь, что помнишь о подмене, но пьёшь. Почему ты так на меня смотришь?
— Кто-то уже говорил мне, что я вечно загоняюсь на мелочах.
Крошечные языки пламени долизывали прогоревшие дрова. В попытке вернуть костру прежний масштаб, его чудом не потушили окончательно, но обошлось. Остатки снеди поглощали в молчании, усталость брала своё. Феликс всхрапнул, неожиданно компактно свернувшись под плащом. В поисках тепла Виктор прижался к нему — спина к спине — и тоже затих.
— Надеюсь, доктор Сифей быстро вылечит простуженных, — шепнул Кампари, подбрасывая ветку в огонь. — Борьба с режимом позорно проиграна.
Ответом ему было дружное сопение. Дик сидела рядом, обнимая колени.
— Жутковато, — выдохнула она. — Были в шумной компании и раз — оказались среди спящих. Но здесь другая жуть, не та же, что в квартире. Другое одиночество.
Она откинулась на спину.
— К дневному небу привыкаешь, видишь в нём плоскость, крышу. А сейчас не отвертишься: там расстояния, по сравнению с которыми я занимаю так мало места. Знаешь, меня успокаивает, что между мной и небом — граница. Стыдно. Слушай, а вдруг барьер — не купол, а загон?
— Удачное слово, но, если верить моему опыту и архивам, это шар. На заре Агломерации умные люди взялись рыть подкоп, но на любой глубине их попытки терпели крах, а на высоте нескольких километров воздушные судна меняли курс, поэтому авиация зачахла, а территорию аэродрома занял Медицинский Совет. Мне вот что не даёт покоя: осадки сюда попадают, хотя лишь малая часть облаков формируется ниже барьера. Детей предупреждают: «Не ешьте снег, не пейте дождевые капли, отравитесь забарьерным ядом». Кстати, я ел, и ничего. В конце концов, барьер отделяет нас от солнца, но сюда проникает свет. Получается, граница непроницаема только изнутри? Тогда печальные новости: либо забарьерных государств не существует, либо им на нас плевать.
— У меня голова взрывается, — интонация Дик изменилась. — Извожу тебя, толкаю под локоть, убеждаю себя — я не менее отчаянная, чем твои ребята. Но мне страшно. Раньше у меня ничего своего не было. Теперь я жить не могу без них, — она приподнялась и кивнула на спящий отряд, — и без тебя. Ты мне говорил, что лидер сопротивления из тебя хреновый. Может, оно и так, но провокатор вышел отменный. Я меняюсь каждый день и хочу продолжать в том же духе, а нас в любой момент могут упечь к медикам или сразу на нижние ярусы к контролёрам.
