«Накрыло», — пронеслось в голове, — «Повело».
Накрыло и повело — что бы это значило?
— Совет располагает противоречивыми сведениями о вашей жизни до поступления в старшую школу, — голос медика будто пробивался сквозь вату.
— Разве? Мне казалось, госпожа Авила предоставила исчерпывающую информацию.
— Не могли бы вы её подтвердить?
— Извольте. Гражданка Пласида, моя мать, скрывала несанкционированную беременность, когда была принята в сёстры. На территории монастыря не проливают кровь. Ей не могли причинить вред, даже когда обман вскрылся, однако она умерла при родах.
— Почему вас не направили в интернат?
— По законам Агломерации я не должен был существовать, поэтому госпожа настоятельница предпочла воспитывать меня здесь. Её переговоры с Советом завершились компромиссом — вам это должно быть известно.
Кампари спокойно рассказывал заученную историю, зная, что в его случае ложь звучит достоверней правды. Только почему его снова об этом спрашивают?
«Тебе нельзя домой». Голос в голове не был его собственным голосом. Тогда чьим?
Рябь на стене складывалась в орнаменты. Гул в ушах звучал монотонными ударами по басовой ноте. Кампари покачивался на ветке дерева над тёмной водой. Или в лодке под тёмным небом? Его комната, посетитель и Агломерация потеряли значение. Гораздо важней было вспомнить, кому принадлежит голос: «Тебе нельзя домой, ты же обдолбан. Идём ко мне».
Понимание слова «обдолбан» обрушилось на него, Кампари соскользнул с ветки и рухнул в тёмную воду.
Он точно знал, что с ним происходит.
Но медик с пульсирующими очками не знал, что он знает.
Сохраняя непринуждённый вид, Кампари встал, хотя ему казалось, что колени гнутся не в ту сторону, покинул спальню, запер её на ключ и позвал камердинера. Уже не видя коридора, он сделал несколько шагов в нужном направлении и повис на плече спутника.
— Командор, вы в порядке?
— В полном. Тащите меня в Пепельную башню.
— Если командор задержал уважаемого представителя Совета, не нам его выпускать.
— Что же могло случиться?
— Уверена, к утру всё прояснится.
Кампари уплывал — разговор не имел к нему отношения, как и запертый медик, как и грёбаный город…
— Не спать! — его подбросило скорей от окрика, чем от пощёчины. — Даже не думайте уснуть!
К губам прижался край стакана. Он попытался вывернуться.
— Пейте. Дышите. На раз вдох, на два выдох. Нет, выдох только на два! Пульс есть, жить будете. Но спать нельзя. Терпите.
— Точно, — пробормотал он. — Я знаю, что нельзя засыпать.
