Кампари кусал губы, глядя с платформы вниз и вспоминая спокойный голос настоятельницы: «Агломерация воспаляется? Нормальная реакция организма на инородное тело».
— Дайте блокнот, — в голубом сиянии фонаря архитектор казался призраком. — Хочу отвлечься.
Кампари безропотно протянул ему потрёпанную книжку.
— Всё ещё носите с собой, — усмехнулся художник, переворачивая страницы. — Дик вам глаз сами знаете на что натянет, если заметит. О, что-то новое.
Командор отвернулся, прокручивая в голове недавние строчки.
«…Он капле росы на дубовом листе
спросонья шептал под шуршанье в мараках:
«Я видел поля обнаженных костей
и алое море танцующих маков».
Тянулись друг к другу в смертельной тоске
капризные рты, заострённые плечи;
никчёмные дети ушли налегке,
он шёл впереди, обречённо беспечен…»
— Поля обнажённых костей… — повторил архитектор, опустив веки. — А ведь вы давно не заглядывали в мой альбом.
— Не до того было, — напряжённо отозвался Кампари, забирая блокнот.
Дожили: уже больше месяца содержимое альбома волновало командора в последнюю очередь. Куда важней было прикрывать Пау и вынуждать подчинённых держаться от него на почтительном расстоянии. Массовое обострение бдительности плохо сказывалось на понятиях о субординации и элементарных приличиях.
— Вам должно понравиться.
Пау вытащил альбом из сумки без признаков уязвлённого самолюбия, без намёка на стеснение, неизменно сопутствовавшее разглядыванию летних работ.
— Пора заказывать новый, — пробормотал командор. — Так мало чистых страниц осталось. Почему раньше не сказали?
Минут десять он созерцал рисунки, перетекающие один в другой — Пау вновь не мог ограничиться периметром листа.
— Сбылась мечта идиота, — Кампари захлопнул альбом, параллельно задаваясь вопросом, откуда возникло в голове столь ёмкое выражение. — Полагаю, это похоже на сожжённые работы?
Пау кивнул:
— Не точь-в-точь, восстанавливать и копировать я не умею, но вернулись мотивы и стиль. Теперь злости больше, чем равнодушия, но вам всё равно не с чем сравнивать.
— Разрываюсь.
— Разве вы не мечтали увидеть, как я рисовал до психиатрического отдела?
— Мечтал, и не зря: здесь по шедевру на каждые пять сантиметров. Но раньше мне было плевать на ваше душевное равновесие — лишь бы оставались интересным, а теперь больно думать, что происходит у вас под черепом.
— Предпочитаете видеть меня счастливым, а не интересным? — рот художника насмешливо скривился, но взгляд потеплел. — Боитесь, что я сойду с рельсов и начну вешаться в оконных рамах? Не начну: у меня есть якорь. О себе лучше думайте — у вас его нет.
