— Господин Якобус, как же жаль, что вам не хватило опыта и прозорливости оценить талант вашего подопечного год назад, — широко улыбнулся Кампари, получив доклад об укладке временных рельсов. — Вы представить не можете длину продуктового списка, который вам бы полагался. А уж как возросли бы ваши надежды стать главой отдела… Ну, сделанного не воротишь. Искренне соболезную.
Командор был доволен: он-то боялся, что подготовительные работы растянутся на всё лето, а стройка разгорелась к середине мая.
Первые дни дались нелегко. Делегация из Строительного Отдела ела художника глазами, тот глядел вызывающе, но суфлировал, еле разжимая губы. Морщась от грохота, с рупором в руках, Кампари чувствовал себя идиотом.
Через неделю молодые люди освоились: привыкли вертеться флюгерами, отвечая на вопросы, мерить расстояния шагами, первыми лезть в подползающие вагоны с материалами. Потом обнаглели, научившись контролировать ситуацию, не спускаясь с башенки, наспех возведённой из тех же перекладин, что временные рельсы.
Там, на высоте десяти метров, разговоры чередовались долгими паузами: Пау не расставался с альбомом.
— Давно хотел спросить: откуда такая роскошь? — однажды спросил художник. — Жёсткая обложка, как у канцелярского планшета, отрывные листы. На заказ ведь делали.
— Обычно я давлю авторитетом, но с альбомом не сработало: изготовили за счёт моего лимита. Мне теперь до зимы не положено бумажных блоков, но вы думаете, я не найду кого ограбить в случае необходимости?
Картинка не вызывала подозрений: архитектор что-то чертил, командор делал заметки, однако, поднимаясь на смотровую башенку, все считали своим долгом заглянуть Пау через плечо — тогда Кампари захлопывал альбом, хотя знал, чем рискует: к незаконченному рисунку Пау мог не вернуться.
Пау-архитектор был удобней, безопасней. Пау-художник стал головной болью, ходячей проблемой, но даже под страхом смерти командор не пожелал бы возвращения к «не испытываю побуждения рисовать». Значит, это он, Кампари, должен был проявлять осторожность. Потеряй они оба связь с реальностью в неудачный момент — глупая вышла бы история. В общем, Дик не хватало.
На страницах альбома кружили вороны, из тумана штрихов проступали склепы в трещинах и плюще, чернильные ворота скрипели на ветру, между надгробиями скользили змеи, скелеты обменивались костями, тронутые разложением тела переплетались в объятиях, однако теперь с кончика карандаша не сочилось отвращение. Да и трупы были весьма узнаваемы.
