— Я этого не знал, — нахмурился Фестус. — Предосторожность на случай войны?
— Глупость, учитывая, что на модернизацию вооружения сто лет как наплевали, — фыркнул Кампари, хотя тоже выглядел обеспокоенным. — В общем, я опять заговорил о том, что людям нужно нечто большее, чем еда и крыша над головой. Спросил, ради чего господин Мариус печётся о выживании популяции, когда мы превращаемся в муравейник.
— А он что? — тихо поинтересовался Фестус и взглянул на дверь, будто ожидал, что с минуты на минуту в кабинет ворвётся отряд контролёров.
— «Муравейник — жизнеспособная система, хотя крупный противник способен её уничтожить. Если придумаете, как нейтрализовать этот — единственный — недостаток, я с удовольствием к вам прислушаюсь». Я спросил, зачем человеку сознание, если муравьи — почти совершенная форма жизни. Он не растерялся: «Человек менее приспособлен к жизни, чем истреблённые животные. Интеллект дал ему шанс преодолеть слабость с помощью техники и медицины, а все ваши «плоды духа» — лишь побочный эффект. Повторю то, что говорил много раз: у нас нет преступности, нет насилия. Разве отсутствие страдания не аргумент в пользу муравейника?». Я развеял его иллюзии рассказами про нравы в интернатах, а закончил тем, что здесь счастливых людей можно по пальцам пересчитать, если таковые вообще найдутся.
Кампари провёл ладонью над левым глазом и усмехнулся:
— Знаешь, что он мне ответил?
— Надеюсь, ни одна моя догадка не верна.
— «Всё в порядке, все в норме, и не счастлив никто. Я устал надеяться, что вы снесёте фабрику». Я, конечно, изобразил непонимание, а господин Мариус предложил представить, что диалога о бесполезных занятиях не было.
Командор замолчал, вспоминая то, что озвучивать не хотел:
– Валентина перегнула палку, арестовав вас, — скрестил сухие пальцы глава Отдела. — Но, вынужден признать, без неё вы как с цепи сорвались.
— В июне истекает срок отстранения, — напомнил Кампари. — Готов поспорить, ждать её недолго.
Кампари довёл до нервного тика изрядное количество сотрудников Строительного отдела, подгоняя их угрозами и посулами, не предупреждая о своих визитах и стоя за спинами, пока чертежи Пау подвергались насмешкам и осуждению, а потом мягко интересуясь: «Как вас зовут? Спасибо, я запомню».
Строителей смущало всё: сама форма сооружения — мягко припухший косой цилиндр, округло обнимающий воздух внутри, бетонные плиты, имитирующие камень, стеклянный купол, высокие арки окон, опоясывающие дом не замкнутыми рядами, а непрерывной спиралью, пруд внутри «крепости», тонкая башня, связанная с главным зданием мостом, который напоминал командору кошку, выгнувшую спину.
