— У вас там стены из картона?
— Вы — командор, вот и проверьте, по какой модели строят интернаты.
— Сказал архитектор, — буркнул Кампари.
— Нижней ступени, — усмехнулся Пау. — Другого выхода не было: мы начали пробираться друг к другу в комнаты после отбоя. Так можно было перешептываться еле слышно, а засыпать вместе оказалось спокойней.
— Ещё лучше: прятаться от темноты в комнате у человека, чьё имя олицетворяет вечный мрак.
— Знаю. Но через несколько месяцев мы допустили безрассуднейшую ошибку: проспали подъём. Воспитатель пришёл проверить, в чём дело, и нашёл меня в чужой кровати. Дальше, как водится, позорная проработка перед соучениками и выговор с занесением в личное дело.
— Вам же было одиннадцать, — Кампари расстегнул ворот, не справляясь с накатившей дурнотой.
— Да, но от греха подальше Эребуса перевели в другой интернат.
— Это маразм, — командор жалел о том, что открыл рот: голос дрожал, тошнота усилилась, дышать стало трудней.
— «Маразм» — неофициальное название этого города, — развёл руками Пау. — Согласитесь, даже если бы мы оправдали подозрения — запрет устарел! Граждане почти не помнят, что между сексом и размножением есть некая связь. Какая разница, с кем мы спим, если в шестнадцать лет мужское население сдаёт биологический материал и поголовно ложится под скальпель?
— В шестнадцать? Но…
— Он был моим единственным другом, — архитектор уткнулся лицом в колени, не услышав вопроса.
— Почему был? Что с ним случилось?
— Повзрослел, — улыбнулся Пау. — Работает на оружейном заводе. Мы не виделись с тех пор. Полагаю, он не желает вспоминать позорный эпизод биографии.
— Нет. Вы ошибаетесь, — у Кампари потемнело в глазах.
— Почему?
— Потому что так не должно быть.
Дурнота и паника сменились всеобъемлющей, щемящей тоской.
— Командор, что с вами?
Кампари вскочил и ринулся в ванную, осознав, что плачет, причём навзрыд, захлёбываясь слезами. Помедлив секунду, Пау последовал за ним.
— Командор, я могу сделать хоть что-нибудь?
Кампари очень хотел ответить, но на языке вертелось лишь то, что он устал, соскучился, и страшно хочет домой.
— Ну вот, опять! — воскликнул архитектор. — Либо я пьян, либо стены колеблются и… Господи, командор, сколько вам лет? Я помню, почти двадцать четыре, но я спрашиваю — сколько вам лет на самом деле?
— Не знаю. Я не знаю, Пау.
— Простите, кажется, это называют нервным срывом, — произнёс Кампари, умывшись и переведя дух. — Чем-то вы меня доконали. Прогуляетесь со мной до погреба под пепельной башней? Хмель как рукой сняло.
