Но настоящий ад начался, когда бас-гитарист узнал, что в путешествие они отправятся на его любимой «крошке», — так ласково он называл свой внедорожник. Пришлось потратить еще десять минут, чтобы урезонить рыжего и наконец-то поехать на так называемое место сбора.
В машине повисла тишина, и Лекс облегченно вздохнул, наслаждаясь минутой спокойствия, потому что Кир никогда не умел долго молчать, особенно когда его переполняло негодование:
— Я сейчас просто счастлив, что мы с тобой не друзья! — переключился на другую тему своих разглагольствований рыжий. — Одного с огнестрелом в больнице бросил, у второго невесту собираешься увести! — возмутился он, заезжая на мост, что вел в один из спальных районов города.
— Я тоже счастлив, — передразнил его Лекс, в который раз каясь, что рассказал Киру о своих планах. — С Пашкой все нормально. Думаю, он как-нибудь переживет то, что не будет видеть твою кислую рожу ежедневно. Тем более, с ним Кэти.
— Еще один ненормальный! — пропыхтел Кирилл. — Ну, надеюсь, теперь-то у них все получиться, а то достали со своей френд-зоной. У нас вся группа от этой «зоны» страдает!
Лекс лишь неопределенно пожал плечами и криво улыбнулся; он, как никто другой, почувствовал на себе последствия Пашкиной с Кэти «дружбы». Ведь именно Сватова стала причиной знакомства Маркова и Краснова…
***
Предательница все-таки добилась своего, и Александру пришлось покинуть родной мегаполис и перебраться на родину отца. Новое пристанище находилось в двухстах километрах езды от каменного гиганта и напоминало больше деревеньку, где кто-то решил построить несколько панельных многоэтажек.
Сашку в чужом и одновременно родном доме приняли с небывалой теплотой и заботой. Дедушка с бабушкой очень старались не выдать своего беспокойства по поводу случившегося и прятали чувства за накладными улыбками и пустыми разговорами. Марков же просто молчал и тоже, как и они, притворялся.
Вот только боль стариков, по сравнению с его болью, выглядела, как трещина в стене против глубокой и полной тьмы расщелины, что уходила на сотни километров вглубь, в самое сердце, туда, где сейчас кипящая когда-то лава превращалась в бездушный камень.
Камень. Вот кем он стал. Холодным, безразличным и прекрасным камнем, которому еще только предстояло пройти огранку и засиять не хуже звезды, что так манит своим таинственным светом.
Новая школа давала шанс начать жизнь с чистого листа и позабыть об опостылевших матушкиных шаблонах. Больше не было грамот и медалей, хороших отметок и примерных друзей типа Разумовского. Марков никогда не любил полумер. Если быть лучшим, то во всем — так он считал, а если быть худшим…
