Он до последнего верил, что еще немного, и она скоро вернется, потреплет его по волосам как прежде и, устало улыбнувшись, поинтересуется:
«Что нового, Сашенька?» А он с гордостью протянет ей ворох грамот за первые места, занятые в очередных межшкольных состязаниях, и красный диплом об окончании музыкальной школы по классу фортепиано.
Мечты рассеялись, словно облака под натиском холодного северного ветра. Девятый класс, выпускной, улыбки и поздравления, и она… Улыбчивая, счастливая и совершенно чужая. С огромным беременным животом и с ним — тем, ради которого оставила собственного ребенка, из-за когопредала любящего мужа, в угоду кому разрушила две невинные жизни.
Зачем приехала? Скучала? Вспомнила, что где-то у нее есть сын? Опомнилась и решила попросить прощения? Нет. Слишком гладко, слишком сладко, слишком просто и красиво!
— Мне нужен развод и квартира! — заявила эта чужачка его отцу. Они сидели в маленькой кухне их небольшой двухкомнатной хрущевки и ели торт, который преподнесли незваные гости в честь «праздника».
— Ира, но как же мы с Сашкой?! — непонимающе спросил Марков-старший.
— Переедете к твоим родителям, у них свой дом, поместитесь, — как бы между прочим заметила женщина, раздраженно передернув плечами.
— Нужно время… — начал отец, но Сашка его перебил:
— Да никогда! Убирайся вон из нашего дома! — закричал он. Кажется, это был первый раз в жизни, когда парень наплевал на все благочестивые манеры, привитые ему матушкой. Да и на что их соблюдать, если сам учитель не придерживается своих принципов?
— Александр, как ты разговариваешь с собственной матерью?! — вступился за предательницу отец, еще больше подымая бурю в его душе.
— Она мне не мать! — Марков совершенно невоспитанно указал в сторону той, что жестко растоптала все его нелепые детские мечты. — Пусть эта сучка выметается из нашего дома в ту дыру, откуда явилась! — слова — новые, дерзкие, дарящие чувство свободы и превосходства, сами собой родились на языке, складываясь в предложение.
Женщина, что сидела напротив, ахнула, её сопровождающий с угрозой приподнялся, а отец отстраненно и холодно сказал одно лишь слово:
— Вон! — указывая рукой на дверь.
Сашка улыбнулся, совсем невеселой улыбкой, а злой, бездушной, отчужденной. Той, в которой не осталось и капли от хорошего и порядочного мальчика:
— Да пошли, вы! — в сердцах бросил он, извещая хлопком двери о своем уходе.
Именно тогда в нем что-то изменилось, треснуло, а вскоре и разбилось, рассыпаясь на тысячи крохотных осколков, в которых радугой искрились утраченная любовь и надежда. Он собственными руками убил в себе наивного ребенка, уничтожил все то, что желала видеть в нем эта изменница. Все, кроме музыки…
