— Что, простите? — сказал я.
— Говорю, ваша брошь — это эрндук, жучок со светом, священный для вашего народа, да?
— Эм, да. Это светлячок.
Это порадовало всех, и все — кроме Яно и Элоиз — рассмеялись. Я думал, что радостно. Воротник нагрелся, хоть я и старался.
— Надеюсь, он будет сиять на балу Бакконсо на следующей неделе, — сказала другая. — Это будет очаровательно!
— Вы же будете на Бакконсо? — спросила первая.
Элоиз подтвердила, что мы будем на знаменитом балу, хотя мы не понимали этого. Название переводилось как «лампа индиго», и в той информации, которую мы собрали, был упомянут минеральный порошок, который ярко сиял белым в свете особого синего фонаря. Я не понял, что делали с порошком, или как это было связано с танцами, но младшие придворные болтали об этом постоянно несколько дней.
— И у вас есть брошь эрндук? — спросила девушка у Элоиз.
— Мы не из одной страны, — начала Элоиз. Мы не успели объяснить разницу между Озером Люмен и горами Сильвервуд, звон донесся из другого конца зала. Поднялся взволнованный шепот, и народ приблизился к занавесу сцены, ткань сменили за ночь с зеленой на бирюзовую. Придворные вокруг нас стали суетиться и шептаться.
— Простите, — Яно опустил чай, он, видимо, собирался сделать объявление. Но он не пошел на сцену, а резко шагнул к нам. Я отпрянул в сторону, врезался в Элоиз. Трость покачнулась, я неловко вывернул лодыжку и ощутил, как лопнула мозоль.
Я подавил гримасу, а Яно склонился ближе, так быстро, что со стороны это приняли бы за кивок.
— Мои люди за вами следят, — шепнул он на восточном сквозь зубы. А потом выпрямился, повернулся и ушел без усилий сквозь бирюзовую толпу. Они расступались перед ним как океан.
— Что? — сказал я вслух.
— Что? — повторила Элоиз. — Что он сказал?
Я придерживал ее плечо, выпрямляясь, смотрел, как он шел к сцене, золотая шпилька в черных волосах сияла.
— Я… не уверен, — я пытался понять его слова. Он не так перевел слова? С чего вдруг говорить такое зловещее? Это было направлено к нам обоим… или только ко мне?
За мной следили?
Я подвинул ноющие ноги и скривился от разорванной мозоли на подошве. Я уперся в трость, меня мутило от боли и странной фразы Яно.
— Элоиз, мне нужно присесть на миг.
Она повернулась на мне, тут же встревожилась.
— Почему? Ты в порядке? — она поспешила обвить мою руку своей, прислонить меня к себе, но я отодвинулся.
— Не так. Эти дурацкие туфли… пожирают мои ноги.
Она опустила взгляд, сжимая мою руку, готовая к тому, что я упаду на месте.
