Ничего подозрительного он не заметил. Гасконец расплатился и вышел на двор. Убедившись, что его конь достаточно отдохнул и сытно накормлен, д’Артаньян возобновил путешествие.
Он не опасался засад, но предпочитал оставаться начеку. То, что в Лувре есть «уши», было известно очень хорошо и довольно давно. Вполне возможно, что «слушали» и в Пале-Рояле. А то, что Мазарини, мягко говоря, недолюбливали, также не было секретом, а потому на всех, кто ему служил, была своеобразная «черная метка».
При этих мыслях гасконец печально вздохнул.
Д’Артаньян без приключений преодолел Бове и Амьен, однако на одном из постоялых дворов недалеко от Кале произошел неприятный эпизод.
Гасконец потребовал себе вина, а своему коню — хорошей порции сена, что и было выполнено хозяином без пререканий. В общем зале помимо д’Артаньяна находились только трое мещан, скорее всего торговцы, которые были уже изрядно пьяны. Они сквернословили и играли в карты. Мещане с интересом и с некоторой опаской поглядывали на сидящего в углу дворянина (из-под его плаща выглядывала шпага) и обменивались между собой многозначительными взглядами. Наконец, один из них, который был помоложе и покрупней двух своих товарищей, встал из-за стола, однако остался стоять рядом, положив руку не плечо одного из компаньонов.
— А все-таки я вам скажу так: этот мерзавец Мазарини не умрет своей смертью в собственной постели, — верзила говорил довольно громко, но при этом он старался не смотреть на д’Артаньяна.
Вся компания разразилась хохотом, при этом один из тех двоих, кто внимал крамольным речам разошедшегося малого, бросил быстрый взгляд на дворянина, в котором угадывалась военная выправка. Тот сделал вид, что не понимает, о чем идет речь, или, по крайней мере, что его это не касается.
Торговцы снова переглянулись, а верзила продолжал:
— Простой народ терпит лишения, а он, знай, только, повышает налоги. Но народному терпению тоже есть предел!
На этот раз он повернулся в сторону д’Артаньяна и пристально на него посмотрел. Гасконец прекрасно понимал, что продолжать игнорировать эти речи он больше не может, но и устраивать большой скандал тоже не хотелось, чтобы не привлекать к свой персоне излишнего внимания. Вместо этого он поправил свой плащ таким образом, чтобы помимо шпаги стали видны и два его пистолета, также крепившиеся на поясе. Вид оружия, по-видимому, отбил у троицы всякую охоту продолжать дискуссию о бедственном положении народа и той роли, какую в этом играет первый министр Франции. Во всяком случае, оратор уселся обратно на свое место, и компания, потребовав еще вина, начала новую игру в карты.
