— Я подумаю, — со смехом ответил Арамис.
Распрощавшись с друзьями, д’Артаньян поехал своей дорогой, Портос и Арамис — своей. После этого следы этих двух славных мушкетеров теряются.
Наш гасконец же устремился в Париж, однако на подъезде к столице он узнал, что двора в городе нет, и что все придворные в Рюэле, а потому д’Артаньян без промедления направился туда.
В замок, который королевская семья сделала своей временной резиденцией, его впустили довольно легко, так как многие его хорошо помнили и знали, что он служит Мазарини. А вот в приемной первого министра д’Артаньяну пришлось немного помаяться. Наконец, его провели в кабинет кардинала.
Мазарини, по сравнению с их предыдущей встречей, казался не столь надменным, несмотря на напускную уверенность, в глазах его читался испуг.
— Вы виделись с Хмельницким? — без предисловий, даже забыв о приветствии, набросился он на мушкетера.
Казалось несколько странным, что, сгорая от нетерпения узнать все от своего посланника, Мазарини заставил его прождать в приемной более получаса.
— Да, Монсеньер, — ответил д’Артаньян, поклонившись.
— И что же? Что он вам сказал? Вы смогли его убедить не вступать в союз со Швецией?
— Мне кажется, что да, Монсеньор.
— Вам так кажется, или вам действительно это удалось? — в голосе кардинала прозвучали нотки раздражения.
— Я могу с уверенностью сказать, что Хмельницкий на данное время не рассматривает в серьез союз со шведским королем.
— Вот как? Откуда такая уверенность?
— Гетман склоняется к другим вариантам.
Мазарини внимательно посмотрел на гасконца.
— Другим?
— Именно так, Монсеньор, — д’Артаньян снова слегка поклонился.
— И что же это за варианты? Не тяните, д’Артаньян! — в нетерпении воскликнул итальянец.
— Хмельницкий считает более вероятными союзы с Москвой и Портой.
— Этого следовало ожидать. И кому он отдает предпочтение? — Мазарини устремил свой взгляд на мушкетера.
— Все будет зависеть о того, кто из двух монархов — московский царь или турецкий султан — предложит Хмельницкому более выгодные условия
Д’Артаньяна начинала забавлять эта беседа.
— Москва или Порта…, — задумчиво проговорил первый министр, на мгновение, как будто забыв о присутствии мушкетера. — И в том и в другом случае это означает войну с Речью Посполитой. — Он начал нервно расхаживать по комнате, сложив руки на груди и уперев одну из них в подбородок. — Ну, а что с Польшей? Хмельницкий ничего не говорил о том, чтобы примириться с королем и вернуться вместе со своими мятежниками в лоно Речи Посполитой, пусть и на более выгодных, так сказать, условиях? — Мазарини вновь обратил свой взор на д’Артаньяна.
