Котлов спустился в блиндаж. Старший лейтенант остался наверху, у входа. Он безмятежно наблюдал за гитлеровскими самолетами, метрах в трехстах от нас пикировавшими на огневые позиции артиллеристов. Командир «катюш» доложил о готовности своего дивизиона дать залп. Он поинтересовался положением дел на нашем участке фронта, рассказал нам об атаках соседних частей в районе Холма. Комбриг поведал ему о действиях моряков в последних боях и искренне сокрушался, почему он со своим дивизионом не явился двумя-тремя днями раньше.
— А как ты нам был нужен, батеньки мои! — говорил комбриг. — Порой ведь бывали часы, когда все держалось на волоске. В последний день боя в первой траншее я особенно это чувствовал. Трижды вместе с Халиным подключились с автоматами. Бросил последний резерв на ликвидацию прорыва. Да резерв-то — одно название: взвод автоматчиков!
— Понимаю, товарищ капитан первого ранга. Но наше дело солдатское. В другом месте приказали действовать, — скороговоркой объяснил Котлов. А сейчас я вижу, двумя днями раньше как раз в точку угодил бы. Начальство меня ночью торопило. Говорит, спеши к морякам! Им совсем туго приходится.
— Это правильно, — согласился Сухиашвили. — Ну что же, спасибо и на этом.
Тем временем разведчик Котлова, привалившись к углу дверцы блиндажа, не сводил глаз с вражеских пикировщиков. Он тихонько, без злобы поругивал наших авиационных командиров за то, что они так безнаказанно позволяют фашистским летчикам издеваться над нашими артиллеристами. Но вот он заговорил громче, чем привлек и наше внимание.
— Еще идут три «хейнкеля». Низко. Прямо на нас. Тихо идут. И здорово нагруженные! Эге! — воскликнул лейтенант уже совсем громко, увлекшись, позабыв, что он здесь не один. — Наши истребители! Вовремя подоспели! Удирают фашисты. Высыпали. Прямо на нас идут! — Под нарастающий свист бомб он юркнул к нам в блиндаж...
Вечером фашисты не решились возобновить наступление. Видно, поняли бесплодность атак. Всю ночь они проводили земляные работы, подбирали убитых. Трупы таскали еще несколько дней, но всех так и не вынесли. Перед нашими окопами десятки трупов оставались лежать до мая.
У нас в эти дни шли напряженные работы по восстановлению оборонительных позиций, мы усиливали стыки между частями, меняли места расположения артиллерии и минометов.
...Наступило 18 марта 1942 года. Этот день надолго запомнился всем нам. Мы получили радостное известие: приказом народного комиссара обороны соединение было переименовано в гвардейскую бригаду моряков. Радостная весть быстро облетела всех. В подразделениях прямо в траншеях состоялись митинги. Много раз в этот день мы выступали перед моряками. В памяти сохранилась узкая, во многих местах разбитая траншея, неподалеку от большака Локня — Холм. В глубокой воронке от бомбы навалом расположились моряки. Зачитав приказ народного комиссара обороны, Константин Давыдович взволнованно говорил:
