Черт знает, как иной раз получается в жизни. Живет человек, трудится, воюет, но вот по неопытности раз, другой споткнулся. Разные можно было сделать выводы. Наказать строго. И формально вроде было бы правильно. И я чуть не пошел по этому пути. А помогли ему, повозились с ним, и получилось другое дело. Оказалось, вот он каков! До последней капли крови сражался. С честью выполнил приказ.
Я приказал немедленно доставить Иконина к хирургу, находившемуся недалеко от нашего КП.
Вскоре начсанбриг по телефону сообщил мне: операцию Иконину сделали, опасность перитонита снята. Другие раны Иконина обработаны. Состояние его тяжелое. Сознание ему вернуть не удалось. Отправили в медсанбат. Если будет самолет, его тут же эвакуируют.
Вслед за начальником санслужбы бригады позвонил Миша Кутенев. Он доложил, что положение обострилось. Пулеметы врага не позволяют продолжать атаку.
Примерно через час пришел на КП раненный в голову командир первого батальона капитан третьего ранга Бондаренко. Ранен он был осколком мины. Небольшой чугунный многогранник пробил стальной шлем и застрял у него в черепе. Каска спасла жизнь Бондаренко.
Много других славных офицеров и бойцов потеряли мы в этом тяжелом бою. Во второй половине дня было приказано окопаться. Подразделения моряков находились всего в трехстах-четырехстах метрах от деревни. Два взвода ворвались в Тараканово. Но дальнейшие попытки в этот день пробиться в деревню успеха не имели. Силы оказались неравными, но бой в деревне продолжался до темноты.
Вечером Сухиашвили, Муравьев и я, обозленные неудачей, направились в батальоны. Говорить не хотелось. По-прежнему безмятежно шумел густой Пронинский лес. На этот раз темно было и под ногами: снег превратился из крахмально-белого в темное месиво. На развилке дороги разошлись. Сухиашвили свернул в первый, Муравьев — во второй, я побрел в третий батальон.
На командном пункте третьего батальона был один дежурный. Зашагал в роту. В пути встретил Глушкова. Цифра потерь, названная им, остро кольнула сердце. Выбыли из строя почти все командиры и политруки рот...
Вместе с Глушковым идем на позиции. Матросы насуплены, неразговорчивы, молча работают лопатами. Все, с кем ни заговариваем, отчаянно ругают фашистов, сетуют на глубокий снег. У командиров один вопрос: почему артиллерия открыла огонь с опозданием?
Вскоре состоялось совещание коммунистов, а следом за ним — комсомольцев-активистов. Было названо много храбрых, отличившихся в бою товарищей. Командир и комиссар подробно разобрали недостатки, поставили задачи на следующий день. Утром готовились возобновить наступление. Той же ночью офицеры штаба и политотдела просмотрели тыловые подразделения. Часть молодых бойцов и старшин перевели в стрелковые роты.
