— Опомнились... — вздыхает Сухиашвили, опуская на грудь бинокль.
Ни у кого теперь не было сомнения, что в первые минуты нашего наступления гитлеровцы просто опешили. Неуверенный и недружный огонь их подтверждал это. Ровные, словно из-под земли выросшие цепи моряков, наступавшие на широком фронте, привели фашистов в явное замешательство. Только глубокий снег не позволил нашим воинам решительно ворваться в их траншеи.
Медленное продвижение наступающих и позволило врагу опомниться. Но, несмотря на кучность огня, противник не в силах был остановить моряков. Когда до вражеских окопов осталось восемьдесят-девяносто метров, на поле боя прогремело «ура!» — моряки пошли в атаку.
В следующую минуту мы хорошо видим, как моряки ворвались в траншею врага. Там закипела рукопашная. Проходит несколько секунд, и уцелевшие гитлеровцы в панике выскакивают из траншеи, устремляются к следующему рубежу. Моряки преследуют их. Этот нажим особенно силен на флангах, где наступают первый и третий батальоны. Вскоре моряки очистили и вторую траншею, а небольшой горстке людей удалось даже ворваться в Тараканово.
В первые минуты боя был тяжело ранен командир третьего батальона капитан-лейтенант Городец. Он лично вел в атаку батальон. В этом же бою пуля пронзила сердце комиссара второго батальона старшего политрука Горбачева. Когда мне сообщили об этом, на душе сделалось тягостно. Я снял шапку.
Через час после начала наступления привезли на КП инструктора политотдела старшего политрука Иконина. У него было три осколочных ранения: в голову, живот и ногу. Санитар нам сказал, что он просил вначале везти его на командный пункт.
Когда я подошел к Иконину, силы его, видно, оставляли. Он лежал в санях с наскоро наложенными повязками; глаза были закрыты. Я нагнулся к нему и легонько пожал руку. Веки его тяжело приподнялись. На худощавом, потемневшем от гари лице старшего политрука обозначилось подобие улыбки.
— Товарищ начальник, приказ выполнил, — заговорил он. — Моряки приближаются к Тараканову. Жаль... артиллерия запоздала. Да вот мне, видите, не повезло... Не удалось в Тараканове побывать.
Он поморщился, веки его опустились. Говорить ему было трудно. Но настойчивый Иконин не хотел с этим мириться. Он отдышался и опять заговорил:
— Покалечил меня фриц. Но я еще вернусь. Обязательно вернусь, — сказал он совсем тихо и умолк. Видно, сознание оставило его. Я нагнулся к нему, положил удобнее голову.
