— Хорошо бы парткомиссия провела заседание у нас. Только сегодня пятнадцать заявлений подано в партию. Конечно, на привале всех, может, и не сумеют разобрать, но добрую половину рассмотрят. И то хорошо.
Потом Колдов заговорил о людях. Непрерывные ночные бои основательно измотали моряков. Но никакого уныния и безразличия нет. Матросы шутят, острят... Всматриваясь в их уставшие лица, я думал: «Великое дело—наступление! Оно начисто снимает усталость». Стоило мне заговорить о последних событиях на фронтах войны, как моряки притихли, расселись полукругом и стали внимательно слушать. В конце беседы забросали вопросами.
— Вот поясните, — заговорил молоденький матрос. Он был небольшого роста, щуплый, походил на школьника. — Зачем фашистам потребовалось глумиться над памятью Льва Николаевича Толстого? Ведь вот мы читаем, — в руке он держал вконец затертый январский номер газеты «Красная звезда»: — они сожгли амбулаторию при больнице в Ясной Поляне, разграбили комнату-музей, картины выкрали, а зачем им понадобилось сквернить могилу великого писателя? Ума не приложу!
— А что же, сынок, тут непонятного? — спросил пожилой солдат из недавно прибывшего в бригаду пополнения. — Они все у нас уничтожают. Народ готовы весь истребить!
— Да, но зачем могилу?
— Все затем же, сынок. Если бы Лев Толстой был жив — они его бы убили. А поскольку он умер, тогда решили надругаться над его могилой...
— Вот этого я и не понимаю! — вскипел молодой матрос. Его острые глаза загорелись. — Ведь вот они убили моего отца, мать, двух сестренок... Если бы вы знали, как я их ненавижу! А окажись я в Германии, да, к примеру, около могилы Гете. Да разве я позволю сe6e глумиться над его прахом? Я шапку сниму! И если бы кто-либо вблизи от меня позволил только усмехнуться, я бы ему в морду дал!.. Да, да. В морду! Вот так, — и он с мальчишеским задором наотмашь резко махнул правой рукой.
— Ну, ведь это ты, советский человек, комсомолец! Ты в другом котле варился, сынок. А они фашисты. Они нацелились с огнем и мечом пройти нашу страну с запада на восток. Всех непокорных уничтожить, остальных обратить в рабов.
Ну вот, видите, вам разъяснил товарищ. Они за все должны перед нами ответ держать! И вы очень правильно сказали: несмотря на их зверства, мы никогда не будем осквернять память выдающихся сынов немецкого народа!
— А Черчилля-то, вычитал я сегодня в «Правде», вроде подменили. Дубинку сменил на пряник, — сказал другой моряк — В палате общин за здоровье нашей армии затянул. Надолго ли он взял эту ноту, товарищ батальонный комиссар?
