– Там есть много шокирующих вещей.
– Каких же, например?
– Как мама испражняется в туалетной комнате в присутствии сына. Немудрено, что у сына потом психика не в порядке.
Он снова смеется не сдерживаясь.
– У нас это не было принято. Зато маленьких мальчиков мамы брали с собой в баню, в женское отделение.
– Не знаю, в банях не бывала, – фыркнула я.
– Не может быть! Ни разу не бывала в бане?
– А зачем, у нас же ванна.
– Удивительное поколение!
Его часто смешили мои речи, хотя сама я не считала, что говорю что-то смешное. Сначала я думала, он смеется над моей глупостью, но это было не так, потому что он смотрел на меня с любовью, он радовался мне, как ребенку. И я даже стала малость придуривать, чтобы приводить его в веселое, благодушное настроение. Похоже, он получал удовольствие от глупой болтовни и совместного ребячества.
Иногда он приносил красное сухое вино, мы пили его за ужином и разговаривали, разговаривали. Фил рассказывал о своих родных, о всяких пра-пра, дедушках и бабушках. Со стороны отца у него были крестьяне, со стороны матери – дворяне. О своих рассказывал, о моих не спрашивал.
В квартире на Техноложке раньше жил дед Фила по материнской линии, только после революции ее перепланировали, и она сократилась до комнаты и кухни, а потом из комнаты сделали две. Дед окончил Петербургский университет и одно время служил вместе с отцом Дмитрия Шостаковича, и жили они, можно считать, рядом, так что предки Фила заходили к ним вечерами по-соседски. Но потом дед поменял место службы, а Шостаковичи уехали из Семеновской слободы, и отношения прервались. Бабушке с Дмитрием Шостаковичем не доводилось встречаться, но за его творчеством она следила и была на историческом исполнении Седьмой симфонии в блокадном Ленинграде. Мы с Филом часто ходили мимо дома на Подольской, в котором родился Дмитрий Шостакович, там была мемориальная доска.
Фил рассказывал о бабушке, о маме и отце. А мне очень хотелось узнать о его женах и детях, но, когда я заикнулась про жену, он спросил:
– А какая тебя интересует?
– Вообще-то обе, – смущенно ответила я.
– Как-нибудь потом, – сказал он. – Все не так уж интересно и даже печально.
Дочерям его было тринадцать и десять лет. Меня интересовало, красивые ли у него жены и дети, и было искушение порыться в шкафах, нет ли там альбома с фотографиями. Но я рассчитывала, что он сам покажет.
– А как вы влюбились в первый раз?
– В самый первый? – Он задумался. – С этим связано очень странное воспоминание. Мне было около пяти лет, когда мы с мамой приехали к отцу в Париж и пробыли там почти год. Жили в маленькой квартирке, недалеко от Люксембургского сада. А в доме напротив я ежедневно видел в окне девочку моего возраста. Маленький ангел со светлыми кудряшками. По утрам я подходил к окну, чтобы молча пожелать ей доброго утра, легонько поднимал руку, и она отвечала. Иногда я видел ее днем, иногда вечером. Потом я никогда не забывал эту девочку.
