В магазин мы вышли уже в сумерки. Фил сказал, что этот район называется Семенцы, потому что раньше здесь квартировал Семеновский полк, и улицы назывались соответственно: 1-я рота Семеновского полка, 2-я рота, и т. д., но потом им дали имена уездных городов Московской губернии: Рузовская, Можайская, Верейская, Подольская, Серпуховская, Бронницкая, а чтобы легче было запомнить, придумали фразу по первым буквам улиц: Разве Можно Верить Пустым Словам Балерины.
Интересное совпадение, у нас на Удельной тоже улицы названы именами уездных городков, только никто фразы не придумал, чтобы их запоминать.
Пошли к метро, на Московский. Прилавки пусты. Отоварились у кооператоров. Взяли бутылку дорогого вина. Погода была промозглейшая, гулять не хотелось. Дома мы готовили еду. Фил раскопал в стенном шкафчике магнитофон и кассеты, мы слушали итальянскую музыку, ели и пили вино с шоколадными конфетами. И все время разговаривали и смеялись. Но произошла некая мелочь, заноза какая-то, потому что мой поганый язык вечно болтает лишнее. Фил мечтательно сказал:
– Господа, кремовые шторы… за ними отдыхаешь душой… Налейте мне еще рюмочку.
Я удивилась:
– Почему же кремовые, они даже не бежевые, а коричневые.
– Это я так. – Он смотрел на меня весело, может быть, чуть насмешливо. – Это слова Лариосика из «Дней Турбинных». А чьи слова: «глубокоуважаемый сапог»?
– Кого-то из героев Чехова?
Лучше бы мне промолчать! Но Фил явно веселился.
– У Чехова «шкап». Причем «многоуважаемый». И в дополнение – «дорогой». А у Булгакова Мышлаевский говорит: «Симпатичный ты парень, Ларион, но речи произносишь, как глубокоуважаемый сапог».
Фил смеялся. Совсем не обидно, но мне это напомнило экзамен, который когда-то устроил мне Викеша, и я сникла. Он уже о чем-то другом говорил, а я подумала: надо защищаться.
– Вы проверяете мою начитанность? – спросила я. – Конечно, мне в любом случае далеко до вас. Про ударение в слове «ракушка» я запомнила. А вот вы скажите, чья это строчка стихов: «Я старомоден, как ботфорт на палубе ракетоносца»?
– Понятия не имею, – сказал он. – А ты что, обиделась? С обидами мы простимся сию же минуту! Конечно, я больше знаю, иначе было бы очень странно, а ты впитывай! – Он захохотал, сграбастал меня и потащил в спальню. Вот здесь были действительно кремовые шторы.
* * *
Утром мы позавтракали в последний раз и разошлись. Вечером он не позвонил. И на следующий день не позвонил. А еще через день у меня был экзамен по зарубежной литературе эпохи Возрождения. Честно говоря, я мало что знала и почти ничего не читала кроме хрестоматии. Пошла в институт к часу дня, надеясь, что попаду к концу экзамена. Но ничего подобного. Во-первых, экзамен начался только что. Во-вторых, мы сдавали вместе с вечерниками, а может, там и с дневного кто-то пересдавал, потому что очередь была необъятна, как за колбасой. Я болталась по институту, сначала пыталась что-то подучить, подчитать, но голова не принимала, она была забита Филом. Неужели все, что между нами случилось, ничего для него не значило? Поскольку утром я ограничилась чашкой кофе, то отправилась в столовую, съела какие-то гадкие котлеты с макаронами и салат «Весенний» из свежей капусты и натертой морковки. Увидела препода по зарубежке, пожилого рыхлого мужика с редким прилизанным венчиком волос вокруг лысины и носом-картошкой. Он тоже ел котлеты и салат «Весенний», значит, у него перерыв, а экзамен затягивается.
