Никита помещался наверху, в сетке из-под чемоданов. Мужики кормили его солдатскими сухарями; один, всю дорогу певший тонким голосом: "Ночка темная,- боюся. Проводи меня, Маруся",- до того зажалел Никиту наверху, в сетке, что подарил ему ручную гранату:
- С ней нужно аккуратно обращаться, не дай господи лопнет, ничего от тебя, мальчуган, не останется.
Другой солдат, лысый, с бородой, точно запутанной домовым в косицы, говорил Никите:
- Ты его не слушай, поедем лучше ко мне, я тебя на пчельник пристрою,мне грамотный мальчишка страсть как нужен.
Дорога была долгая. В вагоне - духота, ни лечь, ни пройти. Мужики стали друг к другу придираться. Рыжего с пулеметом выбили, наконец, из купе,- занимал много места. Потом начали придираться и к Алексею Алексеевичу,- кто он такой, а может быть, он буржуй? К удивлению Никиты, отец начал вдруг так лгать, что мужики только рты разинули.
В конце пути в вагоне стало просторнее, можно было выходить в коридор, и там-то Никита и встретил будущего своего друга, Ваську Тыркина.
Этот замечательный мальчик, лет четырнадцати, спал в коридоре прямо на полу, засунув голову в жестяное ведро для того, чтобы проходящие не наступали ему на щеки.
Одет он был в солдатскую шинель с подвернутыми рукавами и весь крест-накрест и поперек туловища - обмотан пулеметными лентами. К поясу у него были привязаны ручные гранаты, обвязанные тряпицами, под рукою лежала винтовка с примкнутым штыком. Кроме того, на нем были огромные рваные сапоги и шпоры на цепочках.
Никита с уважением разглядывал столь сильно вооруженного мальчика,- не удержался и потрогал колесики на шпорах. Тогда мальчик вытащил голову из ведра, взялся за гранаты, поддерживая их, с громом и звоном сел на полу, зевнул и сказал Никите лениво:
- Вот я тебя выкину в окошко,- будешь на меня пялиться.
Затем полез в карман за табаком, но табаку не нашел, сдвинул папаху на затылок и опять поднял курносый нос, уставился на Никиту круглыми, светло-голубыми, как у галки, глазами:
- Угости папиросой.
- У меня только шоколад с собой,- сказал Никита, краснея от того, что из-за шоколада вооруженный мальчик будет теперь презирать его всю жизнь. Мальчик, не презирая, съел шоколадную плитку с необыкновенной быстротой.
- Знаешь, кто я такой? - спросил он.- Вот то-то, что не знаешь, а суешься со мной разговаривать. Я Василий Тыркин, махновец, слыхал?
- Еще бы,- поспешно ответил Никита.
- Дай мне другую плитку,- приказал Василий Тыркин,- этот самый шоколад у нас в ударном батальоне мы нипочем не считаем.
