– Садись, – Даниил указал сотруднику на кресло, в котором вчера вольготно посиживал Белозерский. – Короткий у нас будет разговор или долгий, в ногах правды нет. А в чем она, мы сейчас выясним.
Вадим сел. Серебряков не предложил ему ни кофе, ни потанцевать – при виде помощника его внезапно обуяла злость. Может, Вадим ни в чем и не виноват, но по всем законам физиономистики и великого и могучего языка тела выглядит он виноватым: плечи опущены, глаза бегают, пальцы нервно сцеплены и лоб вспотел. Хотя лоб, наверное, от жары: несмотря на утренний час, солнце уже нагрело крышу так, что любо-дорого. Даниил дотянулся до пульта и включил кондиционер.
– Итак, Вадим. Вчера мне нанес визит некий господин Белозерский с бредовой идеей, что я должен украсть для него французское золото на грядущей выставке. Я сначала даже посмеялся, хотя день рождения у меня в августе и для розыгрышей рановато. Но потом он показал мне вот эти твои фотографии, – Серебряков двинул в сторону Вадима лежащий на столе конверт, который достал из сумки, – и начал угрожать физической расправой моим близким. Ты имеешь что-то сказать по этому поводу?
Вадим молчал. Он взял конверт, открыл его и некоторое время смотрел на снимки, однако не произнес ни слова.
– Кроме того, господин Белозерский утверждает, что до работы у меня ты экспроприировал чужое имущество. Это так?
Уткин сунул фотографии обратно в конверт, положил его на край стола и, не глядя на Даниила, буркнул:
– Так.
Последняя надежда на то, что это все-таки розыгрыш, только что благополучно сдохла. Даниил все еще цеплялся за предположение, что некто не слишком удачно его разыграл, однако весь вид Вадима говорил об обратном. Дело, видимо, серьезное.
– Мне хотелось бы знать подробности, – сухо заметил Серебряков.
Вадим вздохнул, провел пятерней по волосам, уничтожив всю маскирующую залысины прическу, и наконец решился посмотреть на начальника.
– Извини. Знаю, должен был сказать тебе раньше, но никак не мог храбрости набраться.
– При приеме на работу, например?
– А ты бы меня тогда взял?
– Вряд ли.
– Вот видишь, – хмыкнул Уткин. – И никто бы не взял. Серьезных приводов у меня не было, так, по мелочи, но криминальная история в ювелирном мире имелась. Пара магазинов, ну… – Он сбился. – Я решил завязать с этим. Честно, Даниил Васильевич. – Когда Вадима ругали, он зачастую переходил на «вы» и начинал обращаться по имени-отчеству, даже к собственной жене, – то ли считал, что это от него беду отведет, то ли нервничал так, своеобразно. – Я тогда супругу будущую встретил, она не знала, кто я, говорил, что слесарь… А потом так получилось к вам пристроиться. Разве я плохо работал?
