– Вадим, да перестань ты трястись, смотреть противно, – поморщился Даниил. Злость ушла, оставив место усталости. Теперь, значит, со всем этим предстоит разбираться. – Я понял, что у тебя криминальное прошлое. Это мне еще предстоит переварить, но ладно, позже расскажешь, как Казань брал. А сейчас мне интересен господин Белозерский. Он дал мне время на размышления до сегодняшнего вечера, и если это не ток-шоу «А давайте потрындим», то мне хотелось бы знать, что это за птица.
Вадим сглотнул, дернулся острый кадык.
– Я про него сначала только слышал. Он сам поднялся, сам заработал денег какими-то путями, получил образование в Итоне. Из грязи в князи. Мы с ним не сталкивались до Берлина.
– Угу. Вы оба пошли на Берлин. Что там произошло?
– Да ну… легкое дело было. Небольшой музей, охрана так себе, подельник у меня был местный, немец… Мы и сходили за стекляшками. Выходим, а нас встречает этот Белозерский со своими людьми. Избили тогда сильно, сказал, чтобы я на территорию его больше не заходил. Больно надо. Я бы и не пошел, если б знал, что он тоже эти стекляшки хочет… И тогда решил завязать. Но он меня предупредил, чтобы я не смел высовываться и кому-то о нем рассказывать, и показал видео с камер наблюдения. Он его снял и заменил чистой кассетой, полиция ничего не узнала. У него везде свои люди были… Белозерский не любит пачкать руки и все делает через подставных лиц. Составляет план, а на амбразуры других посылает… Я ему, конечно, сообщил, что против него выступать не стану, и уехал. В Москве задумался – у нас либо под крыло к кому-то идти, либо мелким промыслом заниматься, да ну его. И завязал… Так все и было, Даниил Васильевич…
– Значит, до сих пор Белозерский тебя не тревожил?
– Он позвонил вчера, – сдавленным голосом поведал Вадим. Смотрел он в пол. – Уже после вашего распоряжения вернуться. И сказал, что, если я вздумаю как-то вас отговаривать или играть против меня, Интерпол будет счастлив узнать, кто тиснул стекляшки тогда в Берлине. И я пойду по этапу, и лучше мне подумать о жене и ребенке… – Уткин вдруг сорвался с кресла и бухнулся на колени, так что теперь над столом торчала только его голова на тощей шее. – Даниил Васильевич! Не сдавайте меня в полицию, пожалуйста, у меня же семья!
– Встань, – сказал Даниил, поднимаясь. – Что ты истерики закатываешь, в самом деле.
Ему было противно. Чтобы не видеть пресмыкающегося Уткина, он отошел к верстаку и удивился, обнаружив инструменты на непривычных местах. Ах да, он их сам вчера переложил, и это помогало восстановить душевное равновесие. Может, и сейчас сгодится.
