Дотащив бедолагу до своей квартиры, я с трудом перевёл дух. При свете электрической лампы у меня появилась возможность лучше рассмотреть его. Это был коренастый пёс белой масти с большими жёлто-коричневыми пятнами на теле. Одно из них целиком закрывало глаз и короткое висячее ухо. Пёс имел кривые толстые лапы, маленький, напоминавший поросячий, хвостик и огромную голову. Самым интересным было, что то ли у него не закрывался рот, то ли в нём не помещался язык, но пасть животного была приоткрыта и видна выпяченная нижняя челюсть. Безобразного в этом, правда, ничего не было. Даже забавно, пёс как будто постоянно улыбался. Он всё ещё дрожал, но уже меньше. Немного освоившись, поднялся и отправился в путешествие по коридору. Прошёл совсем немного, но поскользнулся, лапы разъехались в разные стороны, и пёс плюхнулся в лужу грязной, с нас обоих стекшей воды. «Фу ты, пудинг какой-то!» — подумал я. Поднял собаку и отнёс в ванну, где тщательно вымыл и вытер. Затем завернул в свою старую байковую рубашку и отнёс на диван. Пёс пригрелся и уснул. Он удивительно спокойно чувствовал себя в незнакомой обстановке. Приготовив нехитрый ужин, я также улёгся на диван и уткнулся в телевизор. Через некоторое время свёрток зашевелился, показалась голова животного. То ли он выспался, то ли его привлек запах колбасы, ведь я не догадался ему ничего приготовить. Пёс осторожно выбрался из одеяла и по свободной части дивана ползком добрался до места напротив журнального столика, на котором располагалась тарелка с дымящимися пельменями. Здесь он и улёгся, одну из задних лап смешно вытянув назад, а огромную голову положив на передние. Уставился на меня. Изредка он поворачивался к пельменям, потягивая своим курносым носом воздух, намекая, что проголодался не меньше своего спасителя. Я налил в стакан портвейна и дал псу понюхать, но тот с презрением отвернулся. Тогда я отломил хлеба и протянул собаке. Животное жадно съело его, накапав на диван обильно выделившейся слюной. Я не стал больше мучить собаку, съел две трети пельменей и поставил тарелку перед своей находкой. Не знаю, почему я так хорошо помню тот вечер. Потом было много дней, проведённых вместе.
Так я и оставил его у себя. Долго думать над кличкой не пришлось, она родилась сама собой — Пудинг. С помощью знакомого собаковода я выяснил, что подобрал чистокровного английского бульдога, считающегося на родине национальной породой, отражающей суть британского характера. Пришлось мне прикупить пару книжек по уходу за собаками и существенно поменять режим дня. Ежедневно я совершал с Пудингом две прогулки, утром и вечером. На этой почве даже свёл знакомство с несколькими местными собаководами. Вечером каждого дня я варил ему, как истинному англичанину, овсяную кашу на воде, в которую во время кормления добавлял ливерную колбасу и кусочек маргарина. На специализированные собачьи корма денег у меня не хватало. Пудинг неизменно пребывал в прекрасном настроении. Во время прогулки он степенно бежал около меня, переваливаясь сбоку на бок. Долго бежать он не мог, тем более в жару, потому что нос бульдогов не предназначен для подобных упражнений, собака начинает задыхаться. Но мы с Пудингом особо далеко не путешествовали. Осенью и зимой он сильно замерзал, так что пришлось ему ещё и жакет из войлока сшить. По приходе с прогулки я протирал ему лапы, предварительно поболтав их поочерёдно в банке с водой. После чего пёсик, помахивая хвостом, неизменно шёл к своей миске и съедал содержимое до последней капли. Закончив трапезу, он прибегал ко мне в комнату, садился рядом с диваном или залезал в ноги. Иногда он носился по комнате и трепал мою тапочку или толстый резиновый шланг с такой силой сжимая их челюстями, что зачастую сам не мог их разжать, и я вынужден был помогать ему, надавливая на скулы. Дело в том, что у бульдогов своеобразный прикус — верхняя челюсть не достает до нижней, что и обеспечивает этим собакам мёртвую хватку.
