— Ты-то как прознала? Али тебя иная какая беда середь ночи из дому выгнала?
И во мне словно плотину прорвало. Я говорила — и захлебывалась словами, и спешила-торопилась выговориться, высвободить их из неволи скорее — и про Колдуна, что крепенько на сердце лег, и про две ночи — нынешнюю да прошлую, и про то, как разругалась с ним. Речь лилась потоком, точно река по весне, ото льда вскрывшаяся. Гремели, сталкивались льдины, наползали одна на другую. Вроде, и молчуньей всегда слыла — гляди ж ты, время пришло, и привычная повадка в тягость сделалась. Умолкла я, лишь поведав, как чуть не сорвалась, как без малого в драку не бросилась.
Травница слушала молча, щекой к виску прижавшись, по плечам гладила. А когда закончила я сказывать, лишь вздохнула повторно:
— Дела…
— Кто ж знал! — ответно выдохнула я.
Так мы и сидели на лавке, обнявшись. Притихшие, нахохленные, ровно воробьи, непогодой в щель под стрехой загнанные.
— Что делать станешь? — прервала задумчивую тишину Яринка.
— Вот что ранее собиралась делать — то и стану. Зиму-то за-ради Колдуна никто не отменит!
Травница смешливо фыркнула, а я продолжила:
— Я еще намедни думала в Лес наведаться, вот и не стану откладывать.
Подружка посмотрела молча, понимающе. Потом деловито уточнила:
— Что Колдуну говорить прикажешь?
— Что задумывала, то и говори! — с досадой на ее непонятливость пояснила. — С мужем замирилась, да и воротилась в семью! Маги-то завтра спозаранку опять в лес уйдут, а воротятся, хорошо, если к ночи. Это если сначала к тебе не заявятся! Когда уж там Колдун меня хватится — все следы простынут.
— Когда… — Яринка начала говорить, да и замялась, не желая вслух вопрошать то, о чем думалось.
Но я и без слов ее вопрос поняла, и ответствовала твердо, жестко даже, чтоб не заметила внимательная да чуткая лекарка, что у меня и у самой на сердце тяжело, а на душе неспокойно:
— Ныне. Сейчас, — и на ноги встала.
Она кивнула, и тоже поднялась:
— Провожу тебя, что ли…
Я кивнула, и к дверям шагнула. Сени, холодные и пропахшие травами. Порожек, низкий, вросший в землю за годы. Снег. Белый, искристый. И тропка в ем. Калитка. Все, здесь оканчивается Яринкино подворье. Обернулась к подружке, что за спиной неслышно шла:
— Все, далее не ходи.
Она кивнула.
— И… На вот, заберешь, — скинула я ей на руки шубейку.
Запрокинула голову, подставляя лицо мелкому снежку, жмурясь от удовольствия. Вдохнула глубоко морозный, чистый воздух.
…Да и рассыпалась чистым снегом, искристой поземкой.
