Помнилась Яринка — как себя понимающая лекарка, достоинства своего с роду не ронявшая, вдруг склоку безобразную на пустом месте затеяла, да мое удивление — неужто, и впрямь охотников овиноватила?
Да нет, милая, Яринка, она, чай, не дурнее тебя, все она верно поняла. И скандалить взялась с единой мыслию — от тебя, глупой, досужие взгляды отвлечь.
Тоже, видно, надеялась, что я с собой совладаю…
Скользит по волосам выглаженный добрым мастером гребень, течет-струится промеж зубьев темно-русая волна.
А ещё Стешка помнилась.
Недаром добрые люди говорят — кузнецы да мельники с нечистью знаются! Стешка, мельникова дочь, раньше прочих неладное заприметила. И до чего же хитра девка, ишь, как вывернуть попыталась! Мол, поют бабы — да и что в том за диво, испокон веку бабы за работой поют, что в поле, что в избе, эка невидаль…
Могло ведь и получится. А может, и впрямь, получилось.
Улыбнувшись собственной глупой надежде, вздохнула — уж не ведаю, что там трактирный люд извне видел, а изнутри вчерашнее буйство и мало на бабье многоголосье не походило!
Ох, Нежка, и надо же было тебе так оплошать…
Но Стешка — то какова!
Вся в мать свою, мельничиху Аглаю, а уж та редкого коварства баба, не приведи светлые боги в недругах такую иметь, и доченька ее с годами не плошее станет. Ведь в единый миг все сообразила, и как повернуть, надумала, и решилась!
Я только головой покачала — нет, не понять мне ее.
Спешат проворные пальцы, туго-натуго плетут ладную косу. Ловко вплетают ленту, крепко вяжут в узел — день ноне будет долгий, не хватало еще ее, непослушную, переплетать то и дело.
Одежи я выбрала самые что ни на есть простые, из тех, что каждый день носят — праздничным одежам черед позже придет, а в работе и обычные сгодятся, чисто да опрятно — и ладно!
Одемшись, я выскользнула тихонько из своей комнатушки. На лестницу, вниз, через едальный зал, на кухню.
На кухне-то, вестимо, всякий день дел хватает, а уж в праздничный — так и втрое.
И в тех делах да хлопотах пребывая, я все припоминала дней последних происшествия. И многое становилось ныне очевидным такого, что вроде как и изначально понять стоило, а не хватило умишка одно к одному сложить.
Ныне же до боли, до рези в глазах и ломоты в зубах было ясно, о чем говорил давеча ветер, испугавший меня на озере. Отчего вдруг снег негаданно и неурочно на Седой Лес пал. А тако ж — почему понесло во все тяжкие одну дуру-девку.
Я носила на кухню воду, помогала тетке Млаве управится с пирогами, праздничным угощением, али иное дело справляла из бессчетного множества, а мысли все вокруг досады на оплошность свою вертелись.
