А плечи, и впрямь, хороши…
Мысленно плюнула, мысленно же пожелала Яринке с ее глупостями благ разновсяческих, да побольше, побольше, и, забрав с собой свечу, отправилась куда и собиралась — в подпол. Надо бы ему хоть мясца с окорока напластать — эдакую зверюгу хлебушком разве прокормишь? Да и себе молочка захватить, может, сон нагонит…
Я бы, конечно, могла и в подпол без свету спуститься, чай, давно каждый шаг ощупью там ведом, да зачем?
Тяжелый острый нож резал мясо ломтями — привычное слитное движение, стук металла о разделочную доску — и копченая свинина ровным пластом отваливается от куска. Колдун мерно работал челюстями, дрожал огонек свечи, скользили в голове обрывки дневных дел и мыслей, а вокруг стояла ночная сонная тишина. Мое молоко томилось в печи — с медом, с маслицем. Если уж оно меня не успокоит, тогда я и не знаю, что мне вовсе поможет! Разве что, тот самый, упомянутый вечор в разговоре, топор.
Ночь темна. Холодные осенние ветры трутся снаружи о стены трактира, напевают что-то древнее. Зазывное.
— А ты Снежного Волка видела? — я удивленно мазнула по Колдуну взглядом, не ожидала, что он и меня расспрашивать примется. Все больше ж охотников, лесовиков вопросами терзали.
— Видела, — я привычным движением раскидала мясо на хлебные ломти, подсунула ближе к колдуну деревянную солонку, — У нас его многие видели.
— И как? — маг смотрел до того заинтересованно, что ажно жевать перестал.
— В сугроб села, — я вспоминала прошедшее, вспоминала, как стояла в зимнем лесу, в снегу по колено, в окружении елей-великанов, и не могла отвести взгляда от сказочного белого зверя…
— От страха? — уточнил Колдун, и в этот раз плечами пожала я, потому как не хотела отвечать.
…от восторга. В жизни не видела ничего красивее. Волшебные, нездешние — белым-белые, призрачные, невзаправдашние будто. Они стояли, окружив меня полукольцом, и снег под их лапами не проминался. Молчаливые, равнодушно-спокойные. У меня слезы на глаза навернулись, так они были прекрасны. Я тогда вдруг поняла, что, если такова будет моя смерть — я не возражаю. Пусть, лишь бы быстро, здесь и сейчас. Я не побегу. Они постояли ещё краткий миг, и сгинули. Исчезли, как и появились — ни звука, ни шороха, просто были — и не стало. А ведь только платок от лица отвести отвлеклась.
Вот тогда-то я и сомлела, осела в снег, за лапы еловые придерживаясь… Нашли меня, беспамятную, в чувство привели, а что стряслось — выспросить так и не сумели. У меня язык не повернулся этим чудом, дивным и смертоносным, ещё с кем делиться.
