— Нет! — вырвалось у меня.
Они уставились у меня, причем торговец приподнял брови, а дэви чуть приоткрыл рот. В котором оказалось множество мелких и даже на вид острых зубов.
— Кто ж тебя спрашивать будет, девка, — опомнился дэви.
— Продадите в бордель — прокляну! — пообещала я.
Дэви, казалось, удивился еще больше.
— А можешь?
Они меня уже изрядно разозлили, да и ребенок прикусил сосок и заворочался.
— Да чтоб вас обоих пронесло! — пожелала я и, припомнив выученный еще в студенчестве малый боцманский загиб, тут же его озвучила.
Дэви расхохотался. Торговец скривился, словно ему и вправду поплохело.
— Не, девка, чтобы проклясть — способности нужны. А не слова.
Это было уже слишком. У меня, что называется “упало забрало” — и ярость вскипела перед глазами красной пеленой.
Чтобы в следующий момент выплеснуться наружу громким рявком:
— Да чтоб вам провалиться!
Передо мной внезапно возник красный шарик. И полетел в дэви.
Но только растекся по появившемуся вокруг этого не-человека сияющему кокону.
Тут есть и магические щиты.
Стоп. Это я создала шарик?
Дэви, похоже, пришел к такому же выводу и снова начал рассматривать меня, как сквозь лупу.
— А ребенок-то со способностями.
— Что? — возник на вид изрядно струхнувший Ендик.
— Это не она создала заклятье. Она его только сконфигурировала и направила. А запитал — младенец. Так-так-так… Вот что мы с тобой сделаем, Ендик…
Дэви развернулся от клетки, дав знак меня опять запереть, и пошел к выходу.
Как же противно, когда на меня пялятся, словно на мясо. Я развернула тряпку, которой малыш примотан ко мне. И вправду, мальчик. Смотрит на меня круглыми глазами, и сосет кулачок.
Счастливый. Грудь и тепло мамы — и полностью счастлив. А что будет со мной, не ясно. Как я тут отказалась? Как вернуться домой? И возможно ли это?
Я вздохнула. Кое-как оторвала от тряпки кусок, обернув его на манер юбки — хоть немного прикрыться, и снова привесила малыша к себе в подобии слинга.
А вскоре остальных девушек помощники Ендика вывели из камер, построили и повели на рынок. Меня же выволокли двое крепких охранников, и сковали наручниками, а не связали, как остальных, веревкой.
Несколько часов стояния под палящим солнцем вымотали меня. Следы ударов от кнута, так никем и не обработанные, воспалились и покраснели, сделав меня похожей на бело-красную зебру. Умыться, в отличие от остальных девушек, мне так и не дали. Но хотя бы позволили напиться. И то хорошо.
Я стояла у всех на виду. Но меня при этом никто не замечал.
