В поисках потраченного времени, или Воспоминания об ИМЛИ | страница 9



Над Эльсбергом витает туман таинственности, не рассеянный до сих пор. Удивляет обилие его псевдо­нимов 20-х годов: Шапирштейн, Шапирштейн-Лерс, просто Я. Е. Лерс (так, кстати, была подписана и кни­га), Жак Красный и пр. В тюрьме он сидел, что ни го­ворите, уже будучи профессиональным литератором, и даже в силу одного этого обстоятельства я не очень склонен доверять версии о каких-то его финансовых спекуляциях эпохи нэпа, якобы ставших причиной аре­ста. В книге "Во внутренней тюрьме ГПУ. Наблюдения арестованного" (1924), почтительно "посвященной ГПУ", отчетливо ощутим "социальный заказ", и я до­пускаю, что автор вышел с искалеченной ногой именно оттуда, после близкого и плодотворного общения с ор­ганизацией. Возможно, он успел, отбывая тюремный срок или после него, даже потрудиться "не по специ­альности" в какой-нибудь шахте на Дальнем Востоке, где, неведомо каким путем, оказался (карточки его книг в общем каталоге Ленинки, отражавших даль­невосточные следы Эльсберга, видимо, случайно за­летели сюда в годы моей аспирантуры из спецхрана, а потом исчезли: панегирик ГПУ был издан в Бодайбо, а вторая книга, "На золотых приисках Бодайбо", даже не упоминается в КЛЭ, где над Эльсбергом поглуми­лись, подписав справку о нем "Г.П.Уткин").

Как бы то ни было, в 30-е годы его уже не трону­ли, хотя он был секретарем Л. Каменева. Однажды мы с женой (она писала у Эльсберга кандидатскую диссертацию о Чехове) навестили его в академи­ческой больнице (он лежал высохший, желтый, как подсолнух, неловко пристроив на тощей больничной подушке свою дынеобразную голую голову, и дела его были совсем плохи). Около его койки мы застали привлекательную и достаточно молодую женщину, которую он представил как жену. Он прожил после этого еще не один год, но ни разу больше фигура жены не возникала — умер он в полном одиночестве, на его похоронах не было ни одного родственника и ни одна живая душа, насколько мне известно, не покусилась ни на его наследство, ни на крохотную квартирку на Кутузовском проспекте. Институт повел себя в этой истории более чем странно, потому что никто из начальства в ИМЛИ и пальцем не пошевелил, чтобы ценная библиотека Эльсберга осталась в собственности Академии наук и пополнила институтскую коллекцию. Квартира его была срочно опечатана за смертью владельца, и я не знаю, в чьи руки, возмож­но, — именно КГБ, что многое объясняло бы, попали в конце концов его книги и личный архив.