Помимо скандалов политических институт время от времени сотрясали скандалы сексуальные, и "личные дела" в повестке заседаний институтского партбюро не оскудевали. Самый крупный в этом жанре произошел задолго до моего прихода в институт, когда сталинский министр культуры Александров был сфотографирован западными журналистами в интимных сценах и, мягко говоря, не при галстуке. В его окружении без галстука и прочих деталей туалета оказались и некоторые сотрудники института.
В процессе следствия один из них, член дирекции, с документами в руках доказывал, что он импотент, а другой, как и Пискунов, теоретик социалистического реализма, — что он просто был "мойщиком" дам, поступавших в распоряжение высокопоставленных лиц. В институте об этой истории многие помнили и рассказывали со смехом. Однажды Анисимову на стол, вместо рукописи разъяренной мамой был брошен грудной младенец, как две капли воды похожий на одного симпатичнейшего доктора наук.
Уже на моем веку разразилась громкая история, когда в Москве накрыли целую фирму, поставлявшую потребителям женщин и весь набор необходимых для сладострастья квартирных услуг. Судили большую группу, организаторов, однако среди них опять, как на грех, оказался сотрудник ИМЛИ, ученый секретарь зарубежного отдела, который якобы поставлял для фирмы привозимые им из-за рубежа порнографические журналы (сегодня эту продукцию взрослые могут купить на любом книжном развале, а по телевизору ее смотрят даже малые дети, но в те времена, как известно, "секса в СССР не существовало") и даже сфотографировал "ню" какую-то несовершеннолетнюю девицу (со зрением у него, впрочем, дело обстояло так плохо, что он вряд ли мог свой объект разглядеть даже вплотную). Меньше всего этот скромный кабинетный ученый походил на растлителя. Однако возмущению институтских дам не было предела, причем больше всего возмущала их жена этого бедолаги, которая его не только не бросила, но даже отказалась предать публичному поруганию... Благородный Сучков и ему дал возможность покинуть институт без особых последствий.
Небезынтересно заметить, что уход из ИМЛИ сказывался на профессиональной деятельности персонажей всех этих скандалов скорее благотворно, нежели негативно. Пискунов, много лет заведовавший впоследствии кафедрой в костомаровском Институте русского языка, забыл про социалистический реализм и переквалифицировался в исследователя творчества Андрея Белого, а наш подслеповатый донжуан из американиста превратился в знатока русской идеалистической мысли начала XX века, успешного издателя литературоведческого журнала и плодовитого библиографа русской эмигрантской литературы.
